Возьми меня, моя любовь - Грация Верасани

(Не убрать ли последний абзац?)

Прошло десять лет, а Венна все еще здесь. Длинные волосы обесцвечены, шерстяная мини-юбка, пышная грудь распирает жилет с кистями, и на десятисантиметровых каблуках девушка ходит взад-вперед по Выставочному переулку, привлекая клиентов.

Озарение. Что, если я сочиню сборник рассказов, каждый о женщине — настоящей или выдуманной — от лица Венны Равенны или поджигательницы?

Выдохшись, гашу сигарету, выключаю компьютер и звоню Эмилио. Его нет. Конечно, его нет. В это время он на курсах крупье и вернется не раньше полуночи. Жду сигнала автоответчика и все же оставляю сообщение: «Срочно требуется совет. Перезвони мне».

Два месяца назад Эмилио отодрал от мусорного бака объявление с заголовком: «Профессиональный крупье: уверенное будущее». И позвонил по номеру, где любезная синьора объяснила, как изменить жизнь в один момент. «По новым законам, — сказали ему, — игровые салоны открываются даже в торговых центрах, и крупье теперь — профессия будущего. Если знать несколько языков, то, закончив курсы, можно бросить якорь или дрейфовать на Карибах, в Австралии, в Египте, где пожелаете».

Эмилио любит путешествовать и менять работу. После пары сессий он бросил университет, где учился на факультете философии. С тех пор Эмилио работал в машинописном бюро, на химической заводе, на плодовоовощном рынке, учителем, мороженщиком, а теперь еще и кладовщиком. В последнее время он мечтает прикупить прогулочную яхту. Но теперь, похоже, ее место заняла Индия. Три тысячи лир в день.

— Ты записался? Зачем?

— Так, — говорит Эмилио, — из интереса.

— В казино слишком накурено. По-моему, все крупье погибают от рака.

Убедить его не удалось. Два вечера в неделю Эмилио ходит в Центр обучения крупье.

Не проходит и часа, как Эмилио перезванивает.

— Ты помнишь панковскую певицу, токсикоманку из бара «Джалло»… Кэтти Фрега?

В восемнадцать лет он играл на бас-гитаре в панковской рок-группе. Кэтти Фрега, по-моему, была лет на шесть-семь старше; она выступала перед публикой везде, где могла, поднималась на сцену в чулках в сеточку, кожаном корсаже с заклепками и гриме под Нину Хаген. Ее сценическое имя происходило от самой знаменитой песни — самой знаменитой в городе, разумеется, поскольку я не знаю, записывалась ли Кэтти когда-нибудь на пленку или на винил.

Она пела в некоторых заведениях, с оркестром из разбитных молодчиков с ирокезами, и делалось это так: «Если отец избивает тебя с утра до вечера, Кэтти Фрега, Кэтти Фрега… Если твой парень принимает героин, пока ты забиваешь косяк, Кэтти Фрега, Кэтти Фрега…»

Кэтти Фрега не умела петь и завывала до хрипов. Ее концерты не пропускали хотя бы ради смеха или чтобы за банкой пива и закуренным бычком увидеть, как певица в конце концов свалится без чувств на сцене, совершенно выложившись, изобразив нечто, оскорбившее половину общества, и зверски изнурив остатки голосовых связок. Когда группа самоликвидировалась, я стала встречать Кэтти рядом с вокзалами, по ночам, там она продавала себя или пыталась это сделать, хрупкая, как карандаш, и прозрачная, как листок записной книжки, озлобленная на холод и человеческий род. Теперь ее никто не знал и Фрега больше не пела.

— У меня есть ее старый номер, — сказал Эмилио, — но особо не надейся. Мы потеряли друг друга сто лет назад. Может быть, она уже умерла, гниет в тюряге или уехала из Италии…

Однако Рита Видотти, в искусстве Кэтти Фрега, которая четыре года назад покинула коммуну, вернулась и открыла хлебную лавку на улице Тоскана, о чем сообщила мне час назад по телефону.

— Писательница, — представилась я, — работаю над персонажем, над образом женщины, которая занимается…

— Занимается чем?

— Которая ошивается на панели.

— Понятно, — отрезала Рита. — Советы нужны.

— Нет, нет, я правда пишу книгу…

Встречу назначили на семь в сквере в переулке Загабриа.

Видотти сказала, что я ее узнаю по белому дождевику и косынке цвета жженки.

Рите лет сорок или чуть больше. От экс-панка остались лишь темная помада и черно-голубое мелирование в жестких волосах. От токсикоманки — искусственные зубы, отчего улыбка издевательски напоминает гротескную рекламу. Небольшие, цвета грязного ила глаза. Она по-прежнему стройна, сидит на скамейке, у ног семь или восемь испачканных помадой окурков. Поскольку я пришла вовремя, она либо давно дожидается, либо дымит как паровоз.

— Какая странная встреча, — говорит Видотти, не поднимаясь и не глядя на меня.

Я сажусь рядом и протягиваю руку.

— Габри, очень приятно.

Ее рука бледна до синевы, гибкая и прохладная.

— Я в плаще, потому что дождь собирается.

Видимо, она сочла, что моя кожаная куртка не соответствует сезону. Поднимаю глаза и не вижу ни облачка — небо идеально чистое.

— Чего вы хотели?

Пытаюсь наладить контакт:

— Я видела твой концерт много лет назад.

Кэтти Фрега смотрит на меня. Улыбается.

— Я была крута.

— Да, ты была крута.

Она закуривает «Мальборо Лайт».

— У меня была дискография, ее слепили по-быстрому, я уже собиралась перебраться в чарты. — Бывшая солистка смотрит в землю и растирает коричневым сапожком погасший окурок. — У меня классно получалось, скажи? Где ты меня видела — в «QBO», в «Мораре», на фестивале «Возможности без границ»?..

— На площади Маджьоре, вечером, когда вы пели вместе с «Клэш».

Фрега просияла и рассмеялась, вспоминая выступление.

Я перевела взгляд на тонкое обручальное кольцо белого золота на ее безымянном пальце.

— Была замужем в коммуне, — Рита проследила мой взгляд. — Потом все кончилось.

— А магазин?

— Это одного друга. Ну, — она стремительно встает, — пора угостить меня виски…

И мы пускаемся на розыски бара.

— Помнишь Эмилио? — спрашиваю Риту по дороге.

— Блондинчик, что играл на бас-гитаре?

— Да, с «Таблоидом».

— Мммм… Да, но он и не выбился. Это твой парень?

Голос меня подводит, закашливаюсь.

— Нет, просто друг.

— Золотые годы, одноразовый рок в Болонье, — говорит Рита. — «Газневада». «Скиантос». Эти люди хоть чуть-чуть изменили мир. Они пробились почти все. Я играла… Бог играл… Все играли.

Заходим в бар табачной лавки. По ту сторону прилавка бармен с проседью протирает череду пивных бокалов, и мальчишка в рэпперской одежде торчит перед автоматом с видеоиграми. Садимся за столик и заказываем: мне — кофе, а Рите — двойной виски.