В те холодные дни - Владимир Сергеевич Беляев

class="p1">Погасив фары и стукнув дверцей, Нина Степановна торопливо пошла к крыльцу, поднялась по ступенькам в темный коридорчик. Привычным движением нащупала холодную скобу, открыла дверь.

Справа за занавеской виднелся вход в другую комнату, где свет горел ярче и кто-то стучал посудой. Женщина, хлопотавшая у плиты, не поворачиваясь, спросила:

— Кто там?

Нина Степановна молча стояла на пороге, улыбалась. Из-за занавески вышла пожилая опрятная женщина, вытирая руки о фартук и вглядываясь в полутьму, чуть склонив голову набок.

— Это ты, Нинулька? Что же стоишь? Не в чужой дом пришла. Проходи.

Нина вбежала в комнату, обняла хозяйку.

— Как у тебя хорошо, тетя Даша! Ворчит, шумит наш старый чайник.

Она подошла к плите, протянула озябшие руки к эмалированному чайнику, который позвякивал крышкой, выпуская белый пар.

— Здравствуй, пузанок! Погреемся?

В комнате в самом деле было уютно, чисто, пахло печеным хлебом, жареным мясом и луком. От пылающей печки, и от приветливой улыбки хозяйки, и от всех вещей веяло теплом. Как приятно было оказаться здесь после морозного колючего ветра!

Раздевшись и бросив шубу и шапку на стул, Нина прошлась по комнате, разглядывая давно знакомые ей предметы, фотографии на стене и на комоде. Здесь были снимки разных людей, но на некоторых фотографиях была и сама Нина, снятая в детстве, в школьном возрасте, и в юности, и теперь, совсем недавно. Нина словно заново приглядывалась к старым вещам после долгой разлуки, раскладывала и вновь перебирала фотографии, будто не находила ту, которую искала.

Сложив руки под фартуком, приветливо поглядывая на Нину, тетя Даша сочувственно качала головой.

— Что же ты все такая, одинаковая? Совсем не меняешься?

Нина улыбнулась, стала вертеться около тусклого зеркальца над тумбочкой, пудрила щеки, поправляла прическу.

— Угости меня чаем, тетя Даша. Озябла я что-то.

— Беспокойная ты, тревожная, как вспугнутая голубка, — нараспев сказала тетя Даша и пошла к плите.

Нина сама взяла из шкафчика чашки, сахарницу, поставила на стол. Отошла к порогу и как бы со стороны взглянула на расставленную посуду на белой скатерти, чему-то грустно улыбнулась и сказала тете Даше:

— Какая я была счастливая, когда жила в этой маленькой комнатушке!

— Откуда оно было-то, счастье? — накладывая еду в большую тарелку, откликнулась тетя Даша.

— В окно прыгало. Помнишь? — засмеялась Нина. — Вот в это самое окошко. Какое оно крохотное стало, а тогда казалось большим.

— Господи, Кольку Шкуратова вспомнила? — догадалась тетя Даша. — Вот непутевый был, в окно к тебе лазил. Уж я его гоняла, один раз даже веником отлупила. А с него как с гуся вода, даже не обиделся на меня. На днях заявлялся — красавец!

— С чего это он? — будто между прочим спросила Нина и притихла, ожидая ответа.

Пригласив к столу, раскладывая еду и разливая чай, тетя Даша стала угощать Нину, не забывая подвинуть ей котлету, пирожок, варенье.

— Ты ешь, милая, ешь. У тебя, конечно, у самой все имеется, не голодная, а от моего угощения не отказывайся.

— Спасибо, все вкусно, я ем, — говорила Нина, принимаясь за ужин. — Так как же он? В самом деле приходил?

— Не торопись, я все по порядку скажу. Думал, не догадаюсь, зачем пришел, а я поняла, от меня не скроешь.

Нина размешивала сахар в чашке, пила из ложечки, терпеливо слушала медленный рассказ тети Даши:

— С флотской службы, значит, вернулся. Такой из себя видный стал, аккуратный. Проведать, говорит, захотелось. Я ему не чужая, двоюродной теткой довожусь. Конфетами, конечно, угостил. Про тебя спрашивал: как, мол, Ниночка? А что ей, говорю? Давно забыть пора, другая жизнь у Ниночки пошла. Муж инженером на заводе работает, хороший человек, серьезный, не пьет, не гуляет. Чего еще желательно женщине? Ниночка, говорю, хорошо живет, на своем постоянном месте, не как другие: по морям, по волнам. Это я про его матросское звание намекнула. А он внимательно слушает и все перебирает фотографии на комоде. Под конец взял твою самую лучшую карточку, положил в карман. Это мне надо, говорит, Нина сама обещала, да не успела, так что я сам возьму. Ну, конечно, взял.

Нина молча слушала, передвигая с места на место вазочку с вареньем, переставляя тарелочки с печеньем и конфетами. Вдруг отодвинула чашку и тихо сказала:

— Кто знает, тетя Даша, как лучше? По морям, по волнам или по рытвинам да по ухабам? Каждый ищет свою дорогу и свой смысл в жизни.

— Тебе-то что печалиться? Медицинское училище окончила, людей лечишь, должно, знаешь, как жить. В доме достаток, муж есть, ребенок растет.

Нина отодвинулась от стола, ей стало тесно и душно.

— Что я знаю? Как живу? Только на дежурстве и забываюсь. Все больных утешаю, подбадриваю, такая неунывающая оптимистка. А у самой кошки на душе скребут.

Горячий золотистый чай приятно поблескивал в белых фарфоровых чашках, над которыми поднимался легкий пар. Тихо шумел на плите чайник. Нина вздохнула.

— Все говорят: хорошая жизнь, счастье. А что это такое? Кто знает?

— Истинно непостижимая твоя душа, — покачала головой тетя Даша, не придавая серьезного значения Нининым словам. — Сам господь-бог не разберется, всегда ты была такая беспокойная.

Нина размешивала чай, позвякивала ложечкой, молчала.

— А что муженек твой, шибко занят? — спросила хозяйка свою беспокойную гостью. — Всегда одна ездишь?

— Ему все некогда. Вечно занят, то заводом, то собой.

Нина рассеянно смотрела по стенам, будто что-то искала взглядом. Потом встала из-за стола, сказала тете Даше:

— Когда увидишь Николая, скажи, чтобы вернул мою карточку. И еще передай… А впрочем, ничего не надо. Карточку пусть вернет.

— Я и то говорю, — согласилась тетя Даша. — Зачем ему твоя карточка? Ты замужняя, у всех на виду. Осрамит он тебя. И ты, бабочка, не вздумай чего такого, не дури. Вышла замуж, сынка родила, живешь — лучше не надо, другие завидуют. А ежели что осталось на душе, стерпи, все пройдет. Мы, бабы, известно, какой народ необдуманный. Бывает, сгоряча такое натворим, а после всю жизнь не знаем, как поправить.

Нина молча встала из-за стола, пошла одеваться.

— Спасибо за угощение, я пойду, тетя Даша. Прощай.

— Прощай, милая. Заходи почаще, ты мне как дочь, всегда я рада. Возьми для сыночка пирожка, сладкий, вкусный.

— Не стоит, тетя Даша. Муж спросит, где взяла, к кому ездила. Не хочу объяснять.

— Ну, ну, делай, как знаешь. Может, так лучше. Прощай. Только не забудь, что я сказала. Ты теперь жена и мать, человек солидный, самостоятельный. А фотография что? Бумажка, не живой человек.

— Ты обязательно скажи, чтобы вернул. Скажи, я велела.

— Да уж скажу, не послушает — сама из рук вырву.

Возвращаясь