Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов

Продолжаю дальше. Мы называли эти вызовы кавалерии к Карсу «выходами на бульвар», и этот «бульвар», признаться, нам порядочно надоел.

Вскоре наш полк переместился с восточной на западную сторону Карской долины. В это же время двинули и отряд, состоявший, насколько мне помнится, из Кавказской гренадерской дивизии, 2-й Сводной казачьей дивизии с соответствующей артиллерией, на Саганлукский хребет по дороге в Эрзерум против турецкого отряда, шедшего для выручки Карса. Наша атака при Зевине оказалась неудачной, и наши войска стали отступать.

Когда я думаю об этом времени, я всегда вспоминаю забавный и вместе с тем печальный эпизод с талантливейшим корреспондентом петербургской газеты (кажется, «Нового времени») Симборским. Он приехал в Кавказскую армию одушевленный лучшими намерениями. Завоевал все симпатии своими горячими прекрасными корреспонденциями, своим веселым нравом и остроумием. Но после неудач у Зевина нелегкая его дернула написать экспромтом стихи по этому поводу. Они стали ходить по рукам и всех нас несказанно веселили. Вот эти стихи, насколько я их помню:

Чертова дюжина

Громы и молнии понеслись на бедного Симборского от высшего начальства. Особенно был обижен генерал Гейман[14], отличившийся под Ардаганом и сплоховавший под Зевином. Симборский во время одной пирушки опять обмолвился по его адресу:

После этого судьба нашего веселого, талантливого журналиста-корреспондента была решена окончательно, его выслали из пределов Кавказской армии, и русская публика была лишена возможности читать правдивые и талантливые статьи о войне.

Вслед за тем выяснилось, что наш отряд, обкладывавший Карс, должен снять осаду и уходить, что и было сделано очень искусно и спокойно. Турки заметили наше отступление лишь тогда, когда мы окончательно ушли. Мы отошли перехода на два назад и стали на месте, где в прошлую войну 1854 года было сражение при Кюрюк-Дара[15].

Нам было указано, где войска должны были остановиться в случае наступления турок, и обозначены позиции, которые каждая часть войск должна была занимать. Но мы эти позиции не укрепляли, относясь к туркам слишком свысока, чтобы в их честь рыть землю. Турки наступали по горам очень осторожно. Мы же беспечно шли внизу по долине, нисколько о них не беспокоясь. Когда мы остановились, они тотчас же остановились над нами и закрепились. В таком положении мы простояли довольно долго друг против друга.

В это время Эриванский отряд генерала Тергукасова также потерпел неудачу и отошел в деревню Игдырь, где и остановился. Там совершенно так же русские стояли внизу, а на горных высотах над ними стояли турки. Решено было начать наступление Эриванским отрядом, а потому к нему в подкрепление послали бригаду конницы (в которую входил наш полк и, кажется, Кизляро-Гребенской казачий) под начальством генерал-майора князя Щербатова.

Этот князь был в своем роде «оригинал». Он всегда говорил: «Я люблю, чтобы вверенная мне часть была всегда сыта и довольна, и я ей эту сытость устрою на счет жителей». К счастью для этих последних, их по дороге в Эриванский отряд не попадалось, ибо мы шли по совершенно обнаженной равнине, где решительно ничего не было.

В три перехода мы перешли до Игдыря, где и расположились. Тут мы простояли довольно долго (месяца полтора), ничего не предпринимая. Раз только турки сами перешли в наступление и, вероятно не особенно охотно, стали медленно спускаться с гор. Все войска по тревоге выступили и заняли назначенные им позиции. В нашей бригаде артиллерии не было, но была ракетная батарея, которая и открыла огонь по спускавшимся туркам вместе с артиллерией нашей пехоты. Турки остановились, а затем спешно удрали обратно в горы, чем это дело и кончилось.

К концу лета наша бригада была отозвана обратно в главный отряд, чему мы очень обрадовались, так как в Игдыре мы находились без нашего обоза, и большинство из нас имели на себе только одну рубашку. При той страшной жаре, которая летом обычна в этом крае, это обстоятельство было мучительно. Обыкновенно мы делали так: раздевались догола и садились под бурку, а белье, снятое с нас, кипятили в котелке, а затем вывешивали его на солнце.

Что касается до пищи, то в то время походных кухонь не существовало. Когда войска стояли на месте, то они варили себе пищу в котлах. В тех же случаях, когда войска находились в движении или без обоза, как мы, то продукты раздавались по рукам, и каждый варил себе что мог. В этом отношении солдаты и офицеры одинаково страдали.

Тем же порядком мы вновь вернулись в главный отряд. Мы очень удивились, что застали войска отряда в другом положении, чем в то время, когда мы его оставили. Оказалось, что накануне нашего прибытия турки атаковали своими главными силами наш отряд, сбили его и заставили несколько отступить. Это всех очень сердило, и все серьезно обижались на врагов, что «те осмелились нас атаковать».

В таком презрении мы держали тогда турок! Прибыв в Башкадыклярский лагерь, мы расположились на назначенные нам места и вошли в курс обыкновенной жизни в лагере. Каждый день один дивизион ходил в сторожевое охранение, а другой отдыхал. Иногда же мы делали экскурсии в сторону врага.

Так наши части и турки стояли друг против друга до конца сентября. За это время к нам подошло подкрепление: 1-я гренадерская дивизия, два Оренбургских казачьих полка и разные другие части, именования которых я не помню.

Наконец, мы перешли в наступление, причем одна часть ударила по противнику с фронта, а другая, сильнейшая, вышла ему в тыл. Таким образом, противник был разрезан пополам. Та часть, которая была отрезана нами, сдалась и положила оружие. Другая же часть бежала в крепость Карс, где и спряталась.

3 октября, когда это совершилось, со мной произошел такой случай. Наш полк выступил 2 октября вечером, совместно с целой колонной пехоты и артиллерии. Мы шли всю ночь и к рассвету подошли к горе Авлиар, которая была в центре неприятельской позиции. На нее пустили в атаку 1-й Кавказский стрелковый батальон, и он быстро овладел этой сильной позицией. В это же время турки начали продвигаться своим фронтом к Авлиару, и нашему полку было приказано пройти рысью к оврагу, который отделял Авлиар от остальной турецкой позиции, и спешиться у оврага.