Во тьме таится смерть - Дороти Гублер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы думаете, он вспомнит? — спросил Сёкей.
— Это особенная бумага, — пояснил судья, — используемая в религиозных целях. Для глаз бумажного мастера каждый ее пакет отличен. Я думаю, скорее всего, он вспомнит. — Тут он обратился к Татсуно: — Я хочу, чтобы ты пошел с Сёкеем.
Татсуно казался смущенным.
— Он не нуждается в моей помощи для такой простой задачи, — заметил тот.
— Я хочу, чтобы ты охранял Сёкея и учил его думать, как ниндзя, — пояснил судья.
Сёкей при этих словах навострил уши. Как он принялся учиться быть самураем, так же теперь он должен пробовать стать ниндзя.
Но Татсуно сказал судье:
— Я не могу учить его быть ниндзя. Обучение длится годы.
— Я не хочу, чтобы он стал ниндзя, — возразил судья, — но ему будет полезно знать о вас как можно больше.
Татсуно нервно переминался с ноги на ногу, смотря то на Сёкея, то на судью. Ясно, что он оценивал Сёкея и ему не понравилось то, что он видел.
Судья спросил:
— Ты думаешь, что из него не выйдет хорошего самурая?
Татсуно пожал плечами:
— Он ваш сын, так что, конечно, он хороший самурай.
— Он мой приемный сын. А вообще-то он рожден торговцем чаем.
Татсуно посмотрел на Сёкея строже, чем прежде.
— Хорошо, я полагаю, будет достаточно просто отвести его в Шинано и увидеться с этим бумажным мастером.
— Но после того как вы посетите бумажного мастера, — добавил судья, — я хочу, чтобы вы оба направились к области Этчу.
— Где домен[9] господина Инабы? — произнес Татсуно, подняв бровь.
— Да. Замаскируйтесь как-нибудь. Поговорите как можно с большим числом людей. Слушайте, что они говорят: слухи, обвинения, сплетни. Я хочу знать то, что говорится об убийстве господина Инабы.
— Что именно вы хотите, чтобы мы узнали? — спросил Татсуно.
— Я желаю узнать, кто враги господина Инабы.
Татсуно на миг задумался.
— Мы не должны будем никого для вас ловить, так ведь? — уточнил он.
— Нет, Татсуно. Вы не ищете лису. Я просто хочу знать, кто послал лису господину Инабе.
— Где вы будете?
— В городе Наре, с визитом к управляющему областью Ямато.
Татсуно вздохнул.
— Я знал, что это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— И, Татсуно, еще одна вещь, — сказал судья.
— Да?
— Если с Сёкеем случится что-нибудь плохое, не будет такого места в Японии, где ты смог бы укрыться от меня.
Пять дней спустя Сёкей и Татсуно были на пути к Минове. Сёкей обрезал волосы и спрятал предметы одежды, которые отмечали его как сына самурайской семьи. Он все носил деревянный меч для защиты, но оставил лошадь в конюшне, когда они вступили в область Шинано, что в трех днях езды к северу от Эдо.
— Мы будем представляться паломниками, — сказал Татсуно Сёкею еще в начале поездки. — Мы собираемся посещать священные горы в Этчу. Здесь на дорогах полно паломников, которых никто и не замечает. Это даст нам возможность останавливаться в любом месте, просить еды или ночлега.
Он хитро поглядел на юношу:
— Я знаю, что как сын торговца ты привык к намного более изысканной жизни, но…
— Это меня не беспокоит, — сказал Сёкей. — Я теперь сын самурая. Я один следовал за труппой актеров кабуки до гостиницы «Токайдо». — Юноша сразу же испытал злость на самого себя. Хвастать — ниже достоинства самурая.
— Не показывай тот кошель, который дал тебе отец, — предупредил Татсуно. — На здешних дорогах немало грабителей и других преступников. Пожалуй, ты должен позволить мне нести деньги для сохранности.
— Я не настолько глуп, — сказал Сёкей.
Татсуно парировал пословицей:
— Человек, считающий себя умнее других, на самом деле глупец.
— За это не беспокойся, — произнес Сёкей, — поскольку я знаю, что никогда не буду столь же умен, как судья Оока.
— Он также должен встретить равного себе, — продолжал Татсуно, — и я уверяю тебя, что так и будет, если он когда-либо столкнется с человеком, который оставил ту бабочку в комнате господина Инабы.
Сёкей колебался. Он желал спросить кое-что, но не хотел, чтобы Татсуно подумал, будто юноша неосведомлен. Теперь же, казалось, предоставился наилучший шанс прояснить все.
— Что означает бабочка? Чем она тебя пугает?
— Ага, — сказал Татсуно, — ты даже не знаешь, так? Судья отправляет собственного сына на такое задание и не в состоянии сказать, какой опасности он подвергается. И все же люди восхищаются им!
— Все восхищаются им! — воскликнул Сёкей с отчаянием. — А ты боишься его.
Еще раз юноша пожалел об опрометчивых словах, едва они выпорхнули из его рта.
— Просто здравый смысл подсказывает, — ответил Татсуно, — бояться того, кто может казнить меня по прихоти. Вот почему… — Татсуно оборвал себя, демонстрируя тем самым, что имеет больше самообладания, чем Сёкей.
— Что «почему»? — не унимался Сёкей.
— Неважно, — проговорил Татсуно, отмахиваясь, словно отгоняя мысли рукой. — Это в данном случае совершенно не важно. Я могу сказать, однако, что человек, оставивший бабочку, сделал так, чтобы прогнать злого ками, которого он выпустил, убив господина Инабу.
Сёкей настолько удивился, что встал как вкопанный и пристально посмотрел на Татсуно:
— Но… это означает, что он был синтоистским священником.
Татсуно помотал головой:
— Он не посвятил жизнь Синто, как поступают священники, но ты прав в одном: он знает, как выполнять синтоистские ритуалы.
— Я никогда раньше не слышал о священнике, убивающем людей, — сказал Сёкей.
— Я же сказал, он не священник, — повторил Татсуно. — Ты что, вообще все пропустил мимо ушей? Он ниндзя — ниндзя, который называет себя Китсуне, лисой.
Задетый упреком, юноша вскипел. Он был смущен сильнее, чем когда-либо.
Они снова двинулись в путь в полнейшем молчании. Наконец Татсуно нарушил тишину.
— Это несправедливо, знаешь ли, — сказал он.
— Что несправедливо?
— То, что я ответственен за твою безопасность и должен рассказывать тебе о ниндзя. Я полагаю, все, что ты когда-либо слышал о нас, — это что ниндзя наряжаются в черное, крадутся по ночам и убивают людей.
Сёкею не хотелось признавать, что его попутчик был прав.