Влюбленный скрипач - Нонна Кухина

Начав работать, Семен Петрович тут же по военной привычке «провел рекогносцировку» – изучил весь кадровый архив, все личные дела. Не положено, конечно, но директриса, понимая, насколько непросто будет новому преподавателю в «женском царстве», не возражала. Даже наоборот: пусть ознакомится, хоть будет знать, кто что собой представляет. Галина-то Аркадьевна вверенный ей коллектив представляла очень даже хорошо: сейчас все начнут губки выпячивать да глазки долу опускать, изображая принцесс на выданье – даже те, у кого уже чуть не внуки. Да еще и перессорятся все из-за «завидного жениха», и наплевать, что «жених» уже женат, что дети у него – зато «ка-а-акой мужчина!». Нет, она вовсе не осуждала своих «девочек», она их жалела: работа в чисто женском коллективе – физрук не в счет – порождает что-то вроде авитаминоза. Витамина «М» не хватает, как она это для себя называла. Но и проблем в школе не хочется. Нет уж, пусть «завидный жених» посмотрит личные дела и будет во всеоружии.

Семен мысленно поблагодарил мудрую директрису и усмехнулся:

– А мужа вы к настоящим мужчинам не причисляете?

– Му-у-уж? – капризно протянула Кира. – Муж объелся груш. Тряпка, а не мужчина. И вообще алкоголик.

– Вот как? – усмехнулся Семен Петрович. – Как же вы с ним живете, а за глаза так… ругаете?

– Ну… – Кира картинно повела округлым плечиком. – Мама давно настаивает, чтобы мы развелись, но страшно как-то. Одной, без всякой поддержки оставаться, – она вздохнула, слегка откинувшись на спинку стула, так, чтобы грудь выделилась порельефнее. – Вот если бы рядом появился сильный мужчина, на которого можно положиться, – она придвинулась к Семену вплотную. – Надежное мужское плечо – это так важно, так необходимо…

Семен, чувствуя, как к его «надежному мужскому плечу» все сильнее прижимается пышная грудь соседки, почти растерялся: и отодвинуть бы ее надо, и обижать не хочется. Да и приятно, что греха таить. Даже очень приятно. Давно уж он ничего такого «остренького» не чувствовал. Но «дистанцию» все-таки попытался удержать:

– Кира Григорьевна, мы ведь просто вместе работаем, ничего больше.

– Да ла-а-адно, – она томно прикрыла глаза. – Вы ведь без жены пришли, значит, с нами вам приятнее.

Попытка сохранить официальность бесславно провалилась, подумал Семен Петрович и ушел в «глухую оборону»:

– Ну, во-первых, вы сами меня приглашали, и очень настойчиво. Во-вторых, никто из вашего коллектива мужей тоже не привел, значит, здесь это не принято. А главное, я без жены, потому что нам просто не с кем маленькую оставить. У нас младшая еще грудная.

Он намеренно повторял «нам», «у нас», но Кира старательно не обращала на это внимания:

– Грудная? – она ненатурально распахнула глаза, как бы в изумлении. – Я думала, у вас дети моего возраста. Вы такой… взрослый, такой сильный.

– Кира Григорьевна, – он старательно выговаривал имя-отчество, все пытался «держать дистанцию». – Мне домой пора.

– Но ведь вы меня проводите? – «попросила» она тоном уверенной в себе соблазнительницы. – У нас такие темные дворы…

Черт бы побрал и эту мужскую ответственность, и эти правила вечной игры, где женщина как бы слабая, а мужчина как бы защитник. Нельзя же сказать «сама дойдешь», он же «настоящий мужчина»!

Когда Семен подавал ей пальто – еще одно дурацкое правило все той же игры, – Кира ухитрилась еще раз к нему прижаться – сильно, гибко, всем телом. И это опять было, черт побери, приятно. В голове замелькали жаркие непристойные картины. Свежая, молодая, и вульгарность только добавляет ей притягательности.

На крыльце Кира демонстративно оступилась, вцепилась в его локоть, опять приникла, прилегла всем телом, как бы говоря: «Ну вот она я, совсем близко, совсем доступно, ты же мужчина, возьми».

С Невы налетал холодный ветер, и в голове прояснело. Алкогольный жар развеялся, мысли обрели привычную ясность. И где-то в глубине сильной темной рыбиной прошла Кирина фраза: «Я думала, у вас дети моего возраста».

Вот оно!

Семен вспомнил ту давнюю новогоднюю ночь, вспомнил, как он обнимал Женю, и баюкал, и боялся потревожить. Как будто они были не мужчина и женщина, а отец и дочь…

Кира все продолжала цепляться за его руку, прижималась, щебетала что-то с горловым соблазнительным хохотком, но Семен ее уже почти не замечал. Даже странно как-то было – кто эта почти незнакомая, неприятно настырная девица, что изо всех сил вешается ему на шею, и смеется призывно, и губки облизывает остреньким язычком? Семену вспомнилось, как во время службы в Германии приятель из посольства – культурой он, что ли, заведовал? – вытащил его из добропорядочно-социалистического Дрездена в Западный Берлин. Собственно, Западный Берлин тоже был вполне добропорядочен, но там имелся вполне буржуазный «квартал красных фонарей». Тамошние девицы вот так же хватали за локоть, прижимались, похохатывали, губки облизывали – завлекали. И пахло от них так же – до приторности сладко и душно. Тьфу, пакость! Семен тогда так никого и не выбрал – от врожденной брезгливости. А посольский приятель потом долго его поддразнивал за такое «пуританство».

У Кириного дома Семен было приостановился, но пришлось провожать до квартиры – как же иначе, ах, у нас там вечно какие-то приблудные хулиганы, и соседи ужасные, страшно!

Никого там, ясное дело, не оказалось. В подъезде Кира тут же полезла целоваться, как бы не в силах сдержать налетевшую страсть. Но Семен твердой рукой отстранил ее, довел до квартиры и попрощался вежливо и равнодушно:

– До свидания, Кира Григорьевна!

– Пока, папочка, – презрительно бросила она и хлопнула дверью.

«Вот интересно, – подумал Семен, – она меня к себе тащила, а там же вроде муж должен наличествовать?» Как она себе это представляла – почти что на глазах у супруга? Или мужа уже куда-то сплавить успела? Впрочем, наплевать! Что ему Кира Григорьевна с ее страстями. Домой!

В спальне было темно и тихо. Даже Жениного дыхания было не слышно. Спит?

Скользнув под одеяло, Семен, против обыкновения, не отвернулся к стенке, а разлегся на спине, закинув руки за голову – широко, вольно, даже слегка задел Женины волосы, так что по коже пробежала тревожная дрожь.

Уж конечно, она не спала. Легко, едва касаясь, провела пальцами по его шее. Семен слегка дрогнул плечом, как бы придвигаясь, но ничего не предпринял, предоставляя инициативу ей. Первые робкие ласки сменились более настойчивыми, к пальцам добавились губы, язык… Семен почувствовал, как пробуждается желание, как все, все тело наполняется жаркой силой, – но по-прежнему не шевелился, только принимал, только впитывал кожей, нервами, всем телом тот жар, которым она так щедро с ним делилась.

Вот ведь какая штука-то! Он всегда считал, что атаковать – дело мужское, и ухаживать – дело мужское, и ласкать, и разжигать! А тут отдал это право ей – и оказалось, что это так сладко, так томительно и так остро! Подумаешь, лишние килограммы! Какие же они лишние – они делают ее тело таким мягким, таким родным, таким… своим! От нее пахло молоком и еще чем-то – тайным, темным, терпким.