Дневник кота-убийцы. Все истории (сборник) - Энн Файн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я забрался в кладовку и, представьте, нашел их – лежат себе в пакетике, спрятанные от мамы Элли, и ждут. Папаша припас их для секретного перекуса, запланированного на вечер.
Вот как все отлично сложилось. Мне больше досталось! А он может съесть ту, из вазы.
Иду через сад. На стене Белла, Тигр и Пушкинс наблюдают, как мама Элли пытается припарковаться.
– Ну и транспорт у твоего семейства, – сказала Белла. – Позорище.
– Из нее дым валит, – добавил Пушкинс.
– Мы задыхаемся, – застонал Тигр. И тут на тропинке появляется мама Элли с последним своим творением. – А это еще что? Шапка из прутьев?
– Это ее новое произведение, – сказал я. – Она бросила гончарное дело и перешла в класс садовой скульптуры.
– Теперь тут повсюду будут валяться ошметки от сухих веток, – скривилась Белла. – А это что наверху, флаг? Или она где-то подцепила верхушкой кусок туалетной бумаги?
Мама Элли гордо вошла в калитку, опустила образчик великого искусства на лужайку, не замечая, что из машины валит дым, и помахала Элли.
– Иди сюда, посмотри, что я смастерила. Называется «Летний вигвам»!
Элли скатилась вниз по лестнице и всплеснула руками:
– У-ух ты-ы! Какая прелесть! Красотища! Можно это будет мой шалаш? Я залезу внутрь и буду играть в «Давай притворимся».
Тигр закатил глаза, а Белла из вежливости сделала вид, что не слышит. Все, конечно, стыдятся своей семьи. Так уж мир устроен. Но Элли даже мягкохарактерной нельзя назвать. У нее вместо характера просто овсянка-размазня.
Однако разговоры про «залезу внутрь» навели Беллу на мысль.
– Отличный кошачий туалет этот ваш фигвам, – заметила она. – Размер идеальный. Никто не мешает. И можно поднимать флаг из туалетной бумаги, чтобы все знали: занято.
– И чем там заняты, – добавил Тигр, повернувшись ко мне. – Это называется символизм, – объяснил он. – Я знаю, потому что кое-кто из моего семейства ходит в тот же колледж на курсы литературы.
– Надеюсь, она поставит вигвам на цветочную клумбу, – сказал Пушкинс. – Там закапывать легче.
Это, между прочим, моя семья, я в ней живу.
– Эй, господа! – прервал их я. – А как же бедная Элли? Каково ей будет играть в «Давай притворимся» в общественном туалете?
Пока мы спорили, машину, которая деловито дымила перед калиткой, вдруг охватило пламя. Шикарное получилось шоу, с пожарными машинами и всем прочим. («Ни-у-у-у! Ни-у-у-у!» – нужно будет отработать звук сирены на вечерней тусовке.) Под конец Белла сказала:
– Жаль, что отец Элли не может найти тот выигрышный лотерейный билет и заполучить новую машину.
– Чего-чего? – не понял я.
Она глянула на меня.
– Ты что, не в курсе? Лотерея состоялась неделю назад. Папаше Элли достался выигрышный номер. Но мистер Харрис сказал, что по правилам, чтобы получить приз, победитель должен предъявить билет.
– До шести вечера, – добавил Пушкинс. – Сегодняшнего дня. Ни минутой позже. Иначе машина перейдет к занявшему второе место.
– Для меня это новость, – сказал я, беспокойно ерзая.
– Странно, – заметил Тигр. – Остальные все знают. Папа и мама Элли тоже должны знать наверняка, потому что мистер Харрис раз десять, не меньше, посылал к ним Грегори с запиской.
Тут меня как холодной водой окатили. Виновато глядя на мусор под кустом остролиста, я забормотал: «Не может быть! Невероятно! Не может быть!»
– Полагаю, билет они посеяли, – сказал Пушкинс. – Немудрено – такая маленькая легкая бумажка. Запросто можно забыть, куда положил.
Я уставился на невидимое облачко над моей головой, в котором должны быть какие-то слова – так рисуют в комиксах. Но сейчас оно пустовало.
Остальные вздохнули.
– Нам всем жилось бы лучше, будь у твоей семьи нормальная машина, – сказала Белла. – Они бы почаще уезжали из дому, а уж мы бы знали, как воспользоваться их отсутствием.
Все замолчали, вспоминая славные времена, когда мы гоняли по гостиной, обдирая диванные подушки и пугая до смерти безмозглую золотую рыбку.
– Ну хорошо, – сказал я.
Поверьте, это не шутка – воткнуть голову в куст остролиста. Пришлось втиснуться в самую глубочину, пока нашлась более-менее целая записка. Белла у нас пышечка, так что она помогла мне ее разгладить, часок посидев на ней. (Час бездействия на теплом камне стены – что может быть благостней!.)
А потом я подсунул ее под дверь черного хода.
Подобрала ее мама Элли.
– Джордж! Джордж! Мы выиграли машину! В лотерее! Всего-то и надо – найти билет, который ты купил у Харрисов, и машина наша! Так куда ты его положил для сохранности? – Она помолчала, ожидая ответа. – Джордж! Джордж! Ты же помнишь, куда его положил, правда?
Мы с Элли обернулись, чтобы посмотреть на него.
Он на глазах зеленел.
Конечно, несчастный оболтус понятия не имел, куда. Они перевернули весь дом вверх тормашками, поднимали диваны, заглядывали по ковры, совали носы в каждый конверт.
К тому времени, как стрелки часов подобрались к без четверти шесть, они потеряли надежду.
– Ну где-то же он должен быть!
– А куда ты его клал? Попытайся вспомнить!
Он схватился за волосы и взвыл.
– Не знаю! Помню только, что вернулся в эту комнату с билетом в руке.
Я намекал им. Скакал на полку и с полки, громко мурлыча. Но им некогда было обратить на меня внимание.
В конце концов, когда до конца срока оставалось пять минут, мне пришлось сделать то, к чему он упорно склонял меня в течение нескольких недель.
Я сделал это не по собственному желанию, понимаете? Это было Бескорыстное Деяние на Благо Общества. Что до меня, то я бы лучше сломал левую переднюю лапу, чем доставил ему такое удовольствие.
Но порой нам не остается выбора. Точным ударом лапы я столкнул вазу с полки.
Она не просто разбилась. Нет. Она была настолько плохо слеплена, что рассыпалась в воздухе.
Сначала вывалилась креветка, потом маленький лотерейный билет.
Только потом куски вазы приземлились на ковер. Хлоп! Хлоп! Хлоп!
– Что здесь делает креветка, скажите на милость? – сказала мама Элли.
У него не было времени стоять и краснеть. Он цапнул билет и рванул к двери.