Недетские игры - Максим Есаулов

И все это было сделано так просто, так примитивно и обыденно, что Прапора будто холодной водой окатили: он понял, что это не пустая угроза и что его действительно бросят к спецназовцам, у которых в послужном списке по несколько командировок в горячие точки и особое отношение к тем, кто снабжает террористов оружием. Не требовалось богатого воображения, чтобы представить, как с ним там обойдутся. Может, он и просидит в СОБРе до вечера, но вряд ли после этого сможет ходить. Разве что под себя…

И мгновенно друзья-подельники и партнеры по бизнесу стали как-то очень далеки задержанному. Спросят за длинный язык? Когда это еще будет? И будет ли? А собровцы – вот они, рядом. Только в подвал надо спуститься.

Прапор забился в истерике:

– Это нельзя! Это неправда!

– А мне по хрену, – равнодушно сказал Арнаутов.

Прапор уронил стул. На помощь к Паше подскочил Лютый, и вдвоем они дотащили сопротивляющегося прапорщика до дверей.

Там он сдался. Обмяк в их руках и крикнул:

– Ладно! Я Шеховцову их продал, он две цены дал. Сказал, они ему срочно нужны.

– Опять врешь, небось, – Арнаутов брезгливо поморщился.

– Не вру. Мне бабки на хату нужны были. Ну что меня, убивать теперь, что ли?

– Убивать не убивать, а покалечить как следует надо было бы. Да уведите вы его с глаз моих!

Интуитивно поняв, что о визите в СОБР речь больше не идет, Прапор перестал упираться и позволил Паше в одиночку вывести себя из кабинета.

Лютый поднял опрокинутый стул, протер ладонью сиденье. Поставил перед столом, сел, посмотрел на Арнаутова в ожидании указаний.

– Знаешь Шеховцова?

– Это я в Донецке всех знал, Николай Иваныч. А в Питере я человек новый.

– Леша Шеховцов, шестьдесят восьмого года рождения, кличка Шахид. Бывший омоновец.

Правая рука Феди Кальяна. Хотя, говорят, отношения у них сейчас не шоколад. Короче, урод еще тот.

– Ясно…

– Что тебе ясно? Мне вот ни хрена не ясно! Что они готовят?

– Надо выставиться за ними и посмотреть.

– Вот и займись этим. Заведи дело и работай. Авось незамыленным хохляцким глазом что-то новое и увидишь.

– Я «наружку» заранее вызову. Вдруг они грохнут кого, тут мы и…

– Сплюнь!

В кабинет, довольно потирая руки, вернулся Паша:

– Батя, а Шеховцов – это не Леха из ОМОНа? Мы с ним бились на «Динамо». Он теперь вроде какую-то охранку организовал…

Арнаутов посмотрел в стол и сквозь зубы выругался. Потом поднял голову на сына:

– Убивалку организовал твой Леха.

– Да брось ты, он же нормальный пацан был. Ну там морду набить или «покрышевать», но не больше. Может, мне с ним увидеться? У меня его «труба» есть…

– У тебя мозги вообще отбило? Увидеться! Еще домой его пригласи. Водочки выпьете – он тебе явку с повинной напишет. Иди, сшивай дела, все какая-то польза!

Стиснув зубы, Паша ушел. В коридоре хлопнула дверь, отгораживающая кабинеты отдела от лестничной клетки.

– Зря вы так, Николай Иваныч, – покачал головой Лютый. – Парня учить надо…

– Вот и учи! Меня никто не учил, все своим горбом постигать приходилось. Ладно, иди работай, заступник…

На лестнице Паша неумело раскуривал у кого-то взятую сигарету. Лютый выдернул ее у него изо рта:

– Не умеешь – не начинай, – и затянулся сам.

– Еще ты поучи!

– Да не волнуйся ты, все нормально.

– Нормально? Он меня постоянно, как щенка мордой в говно тыкает! Я ведь как лучше хотел…

– Это называется нормальная отцовская любовь. Кстати, насчет Шахида: мне твоя мысль очень понравилась. Действительно, выпей с ним водки, поговори, понюхай, чем он дышит. Глядишь, какой навар и получится.

– Ага, – Паша кивнул на дверь отдела. – А он?

– Вызываю огонь на себя. По рукам?

Дачный поселок на первый взгляд казался абсолютно безлюдным, оставленным жителями до начала следующего сезона. Крепко запертые двери домов, замки на калитках, скелеты полуразобранных парников, покосившийся магазин с железными ставнями на окнах. Тишина: ни человеческих голосов, ни лая собак, ни звука работающего мотора.

Витек говорил, что нечего время терять, надо идти и пытаться разжиться продуктами и гражданской одеждой – что-то ведь должны были оставить на зиму, но Ремезов настоял на своем:

– Пятнадцать минут ничего не решают. Давай сначала посмотрим.

Отдав Ремезову автомат, Витек вскарабкался метров на десять по крепкой березе, выбрал удобный сук и занял наблюдательную позицию, почти незаметный среди веток и тусклой, но еще не облетевшей листвы.

Ремезов оказался прав, в поселке были люди. Прошел к водопроводной колонке мужик в армейском ватнике, во дворе дома на центральной улице возились, снимая пленку с теплицы, мужчина и женщина, вышел покурить на крыльцо крепкий старик в «олимпийке» с надписью «СССР».

А казалось, что нет никого! Конечно, это не поисковая группа из части и не засада оповещенных о побеге ментов. Обычные мирные жители, которые не станут шуметь, увидев, как два бугая с автоматами взламывают дачи соседей.

– Может, внагляк бомбануть? – предложил Витек Ремезову, спустившись с дерева. – В пустых домах, может, и нет ничего, а у этих точно и бабки, и шмотки имеются.

– А потом что, их зачистить предложишь?

– Как следует пуганем – может, они ничего никому и не скажут.

– Может, может… Не может! И так столько наворотили, что… – Ремезов указал на одинокий дом на отшибе. – Как, по-твоему, там нас не засекут?

– Не должны вроде.

– Пошли.

В дом забрались легко. Незаметно перемахнули через покосившуюся ограду, сорвали хилый замок на двери. Ремезов сел у окна, наблюдая за улицей, Витек прошерстил первый этаж – кроме мебели, ничего, заглянул в погреб – там стояли банки с консервированными огурцами – и полез на чердак.

Ремезов смотрел в окно и вспоминал детство. Отец рано умер, мать растила его в одиночку. На лето отправляла к бабушке – у той был участок на Вуоксе. Стандартные шесть соток с крыжовником и клубникой, обшитый вагонкой дом с двускатной крышей – в советские времена строить следовало по стандарту, и председатель правления садоводства строго следил, чтобы хозяева не позволяли архитектурных излишеств. На Вуоксе много хорошего было. Рыбалка, ночное сидение у костров, походы в лес. Первая любовь, смешная и безответная. И первая женщина… Пожалуй, все лучшее, что у Ремезова было в жизни, произошло там. Потом бабушка умерла, и участок пришел в запустение. Председатель правления грозился его отобрать: государство выделило землю для огорода, а не для бесцельного отдыха, так что если не желаете возделывать грядки – будьте любезны освободить место для тех, кто этим займется. Тогда участок удалось отстоять, но много позже, когда Саша служил срочную, мать его продала – какой-то новый русский построил рядом дворец, и вид старой халупы его раздражал. Это было в конце девяносто четвертого года. Ремезов участвовал в первом штурме Грозного и ничего об этом не знал. Через год после дембеля он как-то приехал посмотреть на места, где прошло детство. Дворец бизнесмена окружала стена высотой в два человеческих роста, и только забравшись на дерево Саша увидел, что на месте бабушкиного дома теперь железобетонный гараж на четыре машины и один катер…