Власть в Древней Руси. X - XIII века - Петр Толочко

Неизвестно, к чему бы привело следование советам дружины, однако, отказавшись от каких бы то ни было решительных действий, Изяслав вынужден был бежать из Киева.

Содержательные сведения о княжеских советниках находятся в посмертном панегирике князю Всеволоду Ярославичу. Перечислив его добродетели, летописец затем заметил, что в старости и недугах своих князь «нача любити смысла уных, свѣтъ творя с ними; си же начаша заводити и (его — П.Т.) негодовати дружины своея первыя и людем не доходити княже правды».[91] Из сказанного следует, что все беды начались тогда, когда Всеволод отодвинул от себя «дружину свою первую» и начал советоваться с молодыми. Определенно, летописец увидел в этом нарушение давнего порядка.

Нечто похожее имело место во время короткого княжения в Киеве Святополка Окаянного. Свою сентенцию о его злокознях летописец заключил такими словами. «Лютѣ во граду тому, в немь же князь унъ, любяй вино пити съ гусльми и съ младыми свѣтники. Сяковые бо Богъ дасть за грѣхы, а старыя и мудрыя отъиметь».[92]

Аналогичным образом представлен летописцем и Владимир Ярославич, занявший галицкий стол после смерти Ярослава Осмомысла. «И бѣ бо любезнивъ питию многому, и думы не любяшеть с мужми своими». В конечном итоге это привело к тому, что «мужи галичькии» вынудили молодого князя бежать «во Угры ко королеви». Судьба его могла сложиться и более печально, однако от расправы над ним мужей галицких остановило отсутствие единомыслия в их среде. «Мужи же галичькыи совокупивше полкы своя и утвердившеся крестомъ, и восташа на князь свой, и не смѣша его изымати, ни убити, зане не вси бяхуть в думѣ той».[93]

Тема «смысленных и несмысленных» советников нашла отражение и в рассказе о начальном периоде киевского княжения Святополка Изяславича. Сперва он, «не здумавъ с болшею дружиною отнею и стрыя своего», заключил в истопку пришедших к нему на переговоры половецких послов, а затем, послушав «несмысленных», чуть было не выступил в поход на половцев с 700 отроками. В конце концов, прислушался к мнению «смысленных» и послал к Владимиру Мономаху гонцов за помощью.[94]

Из приведенных известий следует, что, в представлении летописцев, законными советниками князей были старшие дружинники, так называемая дружина «передняя» или «большая». Она же, видимо, была и «смысленные», с мнением которых князь обязан считаться, тогда как «уные» (они же «несмысленные») всегда плохие советники. Очень хорошо это отражено в рассказе о походе Святополка, Владимира и Ростислава на половцев к реке Стугне. Прежде, чем переходить реку и вступать в битву с половцами, князья собирают дружину на совет. «Созваша дружину свою на совѣтъ, хотяче поступити чересъ рѣку, и начаша думати». Предложение Владимира Мономаха заключить с кочевниками мир, «стояче чересъ рѣку», поддержали «смыслении мужи, Янь и прочий». Киевляне «не восхотеша совѣта сего» и настояли на необходимости сражения. В результате битва была проиграна, а Ростислава на глазах у Владимира затянула стугнинская трясина.[95]

Мнение думцев не всегда было лучшим, но князья, чаще всего, вынуждены были следовать ему. Так как это случилось с Владимиром Мономахом в 1095 г. В Переяслав прибыл половецкий хан Итларь для заключения мира. В это время из Киева «пришелъ Славята к Володимеру от Святополка на нѣкое орудие». Из дальнейших событий следует, что этим «орудием», скорее всего, был совет убить половецкого хана. «И начаша думати дружина Ратибора со княземъ Володимером о погубленьи Итларевы чади». В начале этой думы Владимир был против такого коварного убийства, однако затем согласился с доводами дружины и («посдуша ихъ») отдал приказ убить Итларя.[96]

С дружиной князья обдумывали планы военных походов на половцев, примером чему является летописный рассказ 1103 г. о встрече Святополка и Мономаха под Киевом. Как пишет летописец, «снястася думати на Долобьскѣ». Думали они не одни, но с дружинами. Уточнение, что все собрались «въ единому шатрѣ», указывает на относительно небольшое число участников этой думы. Определенно, с каждым князем прибыли только наиболее доверенные их люди. Начало «думания» не предвещало достижения согласия. Киевская дружина заявила, что «негодно нынѣ веснѣ ити», мотивируя свои сомнения тем, что можно «погубити смерды и ролью ихъ». Однако Мономаху удалось убедить киевскую дружину. После приведенных им аргументов в пользу похода, как пишет летописец, «не могоша отвѣщати дружина Святополча». Вслед за ней свое согласие выразил и Святополк: «Се язъ готовъ уже».[97] В летописной статье 1111 г. этот рассказ повторен с некоторыми подробностями, но с тем же содержательным наполнением. Поход на половцев не мог состояться без одобрения его княжескими советниками.

Мнением ближайшего окружения князья дорожили и позже Изяслав Мстиславич, узнав об убийстве в Киеве Игоря Олеговича, заявил своей дружине: «То мнѣ есть порока всякого отъ людии не уйти, тѣмъ есть речи: Изяславъ велѣлъ (убити), но тому Богъ послухъ, яко не повелѣлъ, ни науцилъ». В ответ его мужи сказали, что «Богъ вѣдаеть и вси людье, яко не ты его убил, но убили суть братия его».[98]

Содержательно близкое свидетельство находится в летописной статье 1170 г. Мстислав Изяславич, оговоренный боярами Нестером и Петром Бориславичами, будто хотел пленить князей Давыда и Рюрика Ростиславичей, ужаснулся мысленно «и яви дружинѣ своей» Дружина успокоила князя тем, что наветы исходят от злых людей, тогда как он прав перед Богом и людьми. «Княже! Не лепь ти велита брата крестъ цѣловати: цѣ да будуть злии человецѣ, завидяче твоей любви, вложили будуть зло слово, а ты всякъ правъ предъ Богомъ и прѣдъ человѣки». Из продолжения речи дружины следует, что без нее князь просто не мог ничего подобного замыслить, а тем более осуществить. «Тобѣ без насъ того нельзя было замыслити, ни створити, а мы вси ведаемъ твою истиньную любовь къ всѣй братьѣ». После этого последовал совет дружины послать Давыду и Рюрику заверения в любви, что Мстислав Изяславич и исполнил.[99]