Мухи творчества - Елена Логунова

– Это как раз понятно: от дяди Бори с метеостанции, – уверенно сказала я, потому что и сама уже давно не пользуюсь прогнозами разных там гисметео и прочих не внушающих доверия интернет-ресурсов. – У него вся деревня информацию о погоде получает, дядя Боря – это вам не метеорологи из анекдотов, он никогда не ошибается.

– Чай, не Мерлин, – кивнул Митяй, уместно вспомнив персонажа Стругацких, произведениями которых мы оба зачитывались в детстве. И тут же оглянулся на Лизку, чтобы похвастаться: – Ты, кстати, знаешь, что дядя Боря Петров нам родственник? Он мамкин троюродный брат.

– Ой, да кому только тот дядя Боря не родственник, – фыркнула Лизка, показав, что все она знает. – У него три жены было, нынешняя четвертая, и от каждой дети! И на что он, бедняга, живет, если всем алименты выплачивает?

– А вы, Лизавета Николавна, быстро адаптируетесь, вот уже и сплетничаете, как деревенская бабка, – уколола я подружку, слегка обидевшись за дядю Борю.

Он ведь не только наш родственник, но и просто хороший человек. Добродушный, безотказный. Ну и что, что у него уже три жены было и с четвертой он, по слухам, тоже разводится? Всем своим детям и женам дядя Боря помогает, как может. А со мной всегда здоровается, останавливается поболтать и непременно спрашивает, не нужно ли чего. Мы специально-то не встречаемся, но иногда сталкиваемся в местном Большом Каньоне – через него и наши с Буряковыми огороды пролегает самый короткий путь на метеостанцию и к часовне, от которой много автобусов в город.

– Не мерзните тут, идите уже в дом! – Митяй подтолкнул женушку на ступени крыльца и заспешил к калитке, на ходу тиская виртуальные клавиши мобильника.

– Семену звонит, – объяснила мне Лизка очевидное и скрылась в сенях.

Я поднялась за ней, мы вместе собрали с пола валяющиеся там сырые тряпки, снова затолкали их в стиралку, съели по творожному сырку, выпили чаю, и Лизка спросила:

– Ну? Когда мы тронемся?

– Кто-то мог бы сказать, что мы и сейчас уже не в своем уме, – самокритично заметила я.

– Муо, – ехидно поддакнул из своего угла Шуруппак.

– Не в том смысле! – Лизка погрозила пальцем сначала Шуре, потом мне. – Я спрашиваю, когда мы начнем операцию «Спрут»?

– Про спрута я и забыла, – призналась я. – Такое бурное выдалось утро…

И посмотрела в окно. Над забором в направлении моей калитки как раз проплыла енотовая ушанка, потом послышалось:

– Тук-тук, есть кто дома?

Я покричала, встав на цыпочки, в открытую форточку:

– Сема, заходи, у нас не заперто!

Семен Буряков, угрюмый бородач и мастер на все руки, от приглашения в дом отмахнулся варежкой, вошел во двор и сразу двинулся к порушенным бельевым столбам, не теряя время на церемонии.

Я сбегала во двор, показала Семе фронт работ, услышала именно то, что хотела – «Ща поправим, не мельтеши тут!» – и вернулась к Лизке:

– А вот теперь мы можем заняться спрутом.

Получасом позже мы с подругой вышли из дома, и я с крыльца озабоченно покричала соседу:

– Сема, ты не видел кота моего? Запропастился куда-то…

Семен, закрепляющий поднятый столб, неласково ответил в том смысле, что глаза бы его моего рыжего разбойника не видели, а в окне над нашими головами предательски стукнула форточка, в которую и протиснулся искомый кот.

С удивлением, граничащим с сомнением в моей вменяемости, Шуруппак посмотрел на нас с Лизкой сверху.

Мы, игнорируя его, дружно и громко покричали «кис-кис», после чего, делая вид, будто не замечаем предельно округлившихся кошачьих глаз, через двор и по огороду проследовали в каньон и далее – к реке.

Всерьез озадаченный Шура остался сидеть, неотрывно глядя нам вслед.

– Надо было его в дом загнать и на чердаке запереть, – сказала Лизка, прощально оглянувшись на кота, который замер у крыльца подобием пушистой елочки, только не зеленой, а рыжей.

– Не надо, сейчас он очнется и пойдет гулять, пусть деревенские видят, что котик действительно шастает сам по себе, это подкрепит мою легенду, – возразила я.

– Нашу легенду! – поправила подружка.

– Мою, – с нажимом повторила я. – Мы договорились, что ты будешь держаться в стороне, иначе смысла нет затевать это шоу со спрутом. Если его героиней будешь ты, получится всего лишь новый эпизод саги о Синеглазовых.

– Я помню, помню, – досадливо отмахнулась Лизка.

Ее кипучей натуре претила необходимость оставаться на вторых ролях или даже вовсе за кадром.

– Кота звать не забывай, – не получив главной роли, подружка решила стать режиссером нашего шоу.

– Сейчас уже не надо, вокруг никого, я только привлеку ненужное внимание, – возразила я.

Мы просквозили по каньону и вышли к замерзшей реке. Там было белым-бело и довольно ветрено. Я поежилась.

– Держи! – Лизка сняла с себя просторную белую шаль, укрыла меня ею с головой. – И это тоже.

Я приняла у нее белую бязевую наволочку, на данном этапе играющую роль мешка, заглянула в него, проверяя содержимое, и оправила складки шали, укрывающей меня с макушки до колен. Ниже белели валенки. Вся в белом, как снайпер в зимнем маскхалате, я не должна была диссонировать с заснеженной поверхностью замерзшей реки.

– Только, ради бога, не выходи на неокрепший лед и внимательно смотри под ноги, – попросила Лизка. – Нужна всего лишь небольшая лунка, такая наверняка найдется, по дороге к тебе я как раз разминулась с дядей Петей Гороховым, он возвращался с рыбалки.

Я кивнула: про дядю Петю мы уже говорили, как раз на его лунку и рассчитывали.

– Все, мы пошли, – я похлопала по своему мешку из наволочки и осторожно, приставным шагом, пошла по речному льду.

Сверху снова сыпался снежок, но редкий, скрыть цепочку следов, оставленных дядей Петей, он еще не успел, и я безошибочно вышла прямо к искомой лунке.

Воду в ней уже затянуло прозрачной корочкой, но на такой случай у меня в мешке была припасена деревянная скалка, и ею я быстро разбила тонкий ледок.

Потом я достала из мешка его основное содержимое – щупальце незабвенного медиаспрута.

Мы с Лизкой загодя, еще дома, с помощью велосипедного насоса надули его, но не слишком плотно. Скрученная аккуратным рулоном трехметровая кишка прекрасно поместилась в наволочку.

Теперь я затолкала широкий конец шипастой серо-розовой колбасины поглубже в лунку, разместила на льду три метра пугающей красоты изящным вензелем и немного полюбовалась своим рукоделием.

Мобильник у меня в кармане затрясся – оставшаяся на берегу Лизавета проявляла нетерпение.

– Ну, как тебе вид? – спросила я ее, ответив на звонок.

– Супер! Жуть жуткая! – радостно ужаснулась подружка. – Мне кажется, или оно даже шевелится, как живое?