Здесь обитают призраки - Джон Бойн

— И кто же такой этот мистер Рейзен?

Хеклинг почесал подбородок; надвигалась ночь, и в лунном свете его темная щетина поседела.

— Стряпчий он.

— Стряпчий?

— А то.

Я поразмыслила.

— Чей стряпчий?

— Годлинский стряпчий.

Некоторое время я молчала, складывая и обдумывая эти сведения.

— Мистер Рейзен — семейный поверенный, — промолвила я в основном сама для себя. — Он велел вам встретить меня на станции. А кто такая тогда мисс Беннет? Сестра хозяина, вероятно?

— Какого хозяина? — переспросил Хеклинг, и я решила, что с меня довольно.

— Хозяина Годлин-холла, — со вздохом пояснила я.

Хеклинг рассмеялся, затем словно бы прикусил язык.

— Нету в Годлине хозяина, — наконец сказал он. — Давненько уж. Хозяйка-то об этом небось похлопотала.

— Нет хозяина? — Это что еще за вздорный розыгрыш? — Не может такого быть. Наверняка есть. Кто такая мисс Беннет, если не родственница хозяина? В конце концов, она меня наняла. Я полагала, она глава семьи, а теперь вы утверждаете, что ничего подобного.

— Мисс Беннет у нас гувернаной была, — отвечал он. — Вот как вы. Не боле того и не мене.

— Но это же нелепица. Зачем гувернантке давать объявление о поиске другой гувернантки? Это решительно вне ее компетенции.

— Так она ж убыла, — объяснил Хеклинг. — Токмо никак не убудешь, пока нету замены. Я ее на станцию отвез, она вышла, сказала ждать, мол, вы скоро придете, а вы и пришли. Заместо нее. Винни и десяти минуток не передохнула.

Я сидела, раскрыв рот, не зная, как все это понимать. Какой-то абсурд. По словам этого человека, этого кучера, в Годлин-холле нет хозяина, моя предшественница поместила объявление, а узнав, что я прибываю, сочла уместным безотлагательно отбыть. Что все это значит? Вероятно, решила я, возчик этот безумен, или пьян, или пьян и безумен; я более не стану вести с ним бесед, а попросту устроюсь поудобнее, поразмыслю и подожду до прибытия, а тогда все несомненно разъяснится.

И тут я вспомнила. «ХБ». Женщина, что столкнулась со мною подле лондонского поезда. По видимости, это была она. X Беннет. Она взглянула на меня и как будто узнала. Вероятно, выглядывала молодую женщину, по описанию похожую на меня, удостоверилась, что я приехала, и затем бежала. Но отчего так? Сколь поразительное поведение. Весьма непостижимо.

Должно быть, вскорости я задремала, ибо мне привиделся неуютный прерывистый сон. Грезилось мне, будто я снова в школе — не совсем в Святой Елизавете, хотя сходство имелось, — и миссис Фарнсуорт говорит с моими девочками, а папенька за последней партой беседует с женщиной, в каковой я опознала мисс Беннет, хотя обликом своим она ничуть не напоминала женщину с перрона. Та была коренастой и рыжеволосой, эта же — смуглой средиземноморской красавицей. Никто не заговорил со мною — меня будто и не видели, — а затем все помутнело, погрузилось в причудливую парадоксию, как бывает во сне, но, вероятно, проспала я довольно долго, ибо, когда очнулась, вокруг уже сгустился мрак, спустилась ночь и мы сворачивали на узкую дорожку, наконец выведшую нас к громадным чугунным воротам.

— Там подале Годлин-холл, — сообщил Хеклинг, придержав лошадь и ткнув пальцем куда-то вдаль, хотя разглядеть что бы то ни было во тьме ночной не представлялось возможным. Я выпрямилась и разгладила юбку под пледом; во рту было сухо и затхло, веки отяжелели. Я несколько вымокла под дождем и сожалела, что впервые предстану перед неведомым своим нанимателям в столь неопрятном виде. Я никогда не отличалась миловидностью, но обыкновенно старалась извлечь из своей внешности все возможное; увы, тщание мое пошло прахом. Я понадеялась, что меня вскоре по прибытии отпустят и тогда я слегка подправлю нанесенный моему облику урон.

Я не зря воображала длинную подъездную дорожку, и дом открылся нашим взорам лишь спустя несколько минут. То был величественный загородный особняк, хотя до Пемберли ему оказалось далеко. Был он высок и основателен, не лишен барочных изысков, два крыла раскинулись по обе стороны внушительного портика; вероятно, догадалась я, выстроили его в семнадцатом столетии, после Реставрации, когда архитектура поддалась влиянию европейской моды. Я размышляла, сколько в этом доме спален — вероятно, по меньшей мере дюжина, — и по сей ли день используется бальная зала, без которой ни один подобный особняк не обходится. Я отнюдь не была привычна к подобной обстановке и с немалым волнением предвкушала, как буду жить здесь. Но и нечто пугающее было в этом доме, некий мрак, — надо думать, его рассеет завтрашнее утро. И все же, пока я разглядывала свое новое обиталище, меня странным манером подмывало велеть Хеклингу развернуть коляску и отвезти меня обратно в Норвич; там я посижу на вокзале Торп до восхода солнца, а затем возвращусь в Лондон, блистательно оплошав.

— Тпру, Винни, — велел Хеклинг, когда мы подкатили к парадной двери, вышел, похрустел гравием под сапогами, обогнул коляску и выволок мой чемодан. Сообразив, что кучеру недостает манер открыть мне дверь, я взялась за ручку и попыталась ее повернуть. К моему удивлению, она не поддалась. Я нахмурилась, припомнив, как легко поворачивалась она на вокзале; теперь же ее словно воском залило. — Что, так и будете сидеть? — поинтересовался этот невежа, остановившись у другой двери и даже не пытаясь прийти мне на помощь.

— Я не могу выйти, мистер Хеклинг, — отвечала я. — Мне кажется, дверцу заклинило.

— Все с ней хорошо, с дверцей, — отвечал он, из недр горла отхаркнув нечто устрашающее и сплюнув на дорожку. — Вертайте и вылазьте.

Я вздохнула, снова взялась за ручку — да как же этого человека воспитывали? — надавила и внезапно вспомнила одну свою ученицу, маленькую Джейн Хебли, что в один прекрасный день по некоей неразумной причине ополчилась на школу и не пожелала выходить из уборной для девочек. Я пыталась открыть уборную снаружи, а Джейн что было мочи упиралась изнутри и стойко продержалась несколько минут, пока мне не удалось наконец распахнуть дверь. Такое же впечатление у меня сложилось и сейчас. Нелепица, разумеется, но чем сильнее я давила на ручку, тем, казалось, крепче некая незримая сила держала ее снаружи. Не происходи все это на открытом воздухе и не будь Хеклинг единственным моим спутником, я бы поклясться могла, что надо мною кто-то насмехается.

— Прошу вас, — сказала я, нелюбезно на него воззрившись. — Вы не могли бы мне помочь?

Он вполголоса выругался, бесцеремонно уронил мой чемодан на землю и обошел коляску, а я в раздражении наблюдала за ним, не понимая, отчего он так своенравничает. Я предвкушала, как сейчас он и сам убедится, что я не какая-нибудь бестолковая дамочка, не умеющая повернуть дверную ручку, но, к моему удивлению, едва он коснулся дверцы, та открылась с легкостью, как и часа два назад, когда я садилась в коляску.

— Ничего такого трудного, — проворчал он и отошел, даже не подав мне руки, а я лишь тряхнула головою; да что это со мной? Может, не туда поворачивала? Что за вздор, в самом деле. Дверца была наглухо заперта. Я ее открыть не могла. А он смог. — Годлин-холл, — промолвил он, когда мы приблизились к парадной двери. Хеклинг дернул за толстый шнур, и где-то в доме звякнул колокольчик; кучер между тем поставил чемодан на ступеньку и пальцем коснулся картуза: — Что ж, доброго вам вечерка, гувернана.