Благородный защитник - Ханна Хауэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твои родители здесь, Авен? — спросил он, уводя мальчика все дальше от сэра Родерика. — Давненько я не видел кузена Морна и старого Айана.
— Нет, они все еще в Даннкриге, — ответил мальчик. — Кузен Джеймс скоро станет лордом, но папа по-прежнему будет служить ему. Кузен Джеймс выделил нам прекрасный надел земли и хороший каменный дом.
— Это воистину заслуженная честь. Так кому ты прислуживаешь сейчас?
— Сэру Брайану Макмиллану, одному из высокородных кузенов моего отца. — Он оглянулся и бросил нервный взгляд на сэра Родерика. — Я так рад, что вы увели меня. Не нравится мне этот человек. — Авен еще крепче прижался к Пейтону.
— Он сделал тебе что-то плохое?
— Честно говоря, нет. Просто я почувствовал, что от него исходит угроза. Знаете, как это бывает? И вообще, он меня преследует, а когда дотрагивается, я начинаю дрожать. Мама говорила, что предчувствием нельзя пренебрегать, у многих Мюрреев есть дар предвидения. Так что я стараюсь держаться подальше от этого человека.
— И правильно делаешь. Непременно расскажи об этом сэру Брайану. Он хорошо знает Мюрреев. Он прислушается к твоим словам и поможет тебе избегать сэра Родерика Макая.
Мальчик поднял голову и улыбнулся. Пейтон едва не упал. Перед ним был Каллум! Правда, Каллум при нем еще ни разу не улыбнулся, но у него были те же глаза, те же черты лица, такие же волосы. Авену было не больше восьми, но лицо его уже утратило детскую округлость, и проступили те благородные черты, которые Пейтон приметил в лице Каллума. Ничего удивительного, что лицо Каллума казалось ему знакомым. Каллум, конечно же, из Макмилланов, он Макмиллан до мозга костей; иначе и быть не могло. Проблема лишь в том, как раздобыть доказательства.
— В чем дело, кузен Пейтон? — спросил Авен.
— Да так. Я просто подумал, как много в тебе от Макмилланов.
— Да. Мама тоже так говорит. По ее словам, я ничего не унаследовал ни от нее, ни от Мюрреев — ну, разве что дар предвидения. — Мальчик нахмурился. — Вообще-то от этих предчувствий мне иногда становится страшно. Мама пообещала, что теперь я буду чаще ездить в гости к тете Элспет и кузинам Эйвери и Джилли, и они мне помогут лучше узнать мой дар.
Пейтон рассказал мальчику несколько историй про этих женщин. Наконец они нашли сэра Брайана. Передавая мальчика на его попечение, Пейтон внимательно посмотрел на лицо лорда, взрослого Макмиллана. И снова в памяти всплыло лицо Каллума — те же черты, тот же цвет волос и глаз.
Он ушел, ни словом не обмолвившись своим родичам о Каллуме. Во-первых, о местопребывании Каллума лучше пока не знать никому в интересах общей безопасности; кроме того, необходимо раздобыть доказательства принадлежности Каллума к этой семье. Пейтон решил рассказать о своих догадках только Йену Сильному, тот может помочь добыть доказательства. Должен же кто-то знать, кем была мать Каллума, когда он оказался на улице, и как это случилось. Пейтон хотел найти такие доказательства, которые заставили бы самого Каллума поверить, что он принадлежит к клану Макмилланов. Обретя имя, став частью небольшого, но славного и независимого клана, Каллум вернет себе и самоуважение, и душевные силы, столь необходимые ему для того, чтобы оправиться после пережитых страданий.
Убежать из дома Пейтона оказалось так легко, что Кирсти даже удивилась. Конечно, следовало признать, что присмотр за ней заметно ослаб после того, как она целую неделю была такой послушной и благонравной, что, окажись свидетелями этого члены ее семьи, они не узнали бы своей девочки в этой тихоне. И все же приятно было сознавать, что убежать ей удалось, потому что она ужасно умная. И очень храбрая.
Она машинально одернула черный шерстяной дублет, в который была одета, — очень простой, скорее даже фуфайку, и вновь пустилась в путь по узким улицам и проулкам города. Костюм ее был не настолько богат, чтобы привлекать внимание людей опасных и внушать ужас робким, но вполне приличен — любому становилось ясно, что обладатель этого дублета может себе позволить заплатить за услугу монету-другую. Так как деньги она копила годами ценой невероятных лишений, ей казалось, что этой суммы хватит на то, чтобы уговорить кое-кого распустить языки. Если сэр Родерик мог с помощью денег не только совершать свои злодеяния, но и покупать молчание, то уж наверняка ей удастся с помощью денег помешать ему. Никогда прежде ей не доводилось пользоваться такой свободой — бродить по городу, разговаривать с кем захочешь, где захочешь и так долго, как захочешь. Наконец-то у нее появился шанс собрать свидетельства против Родерика! И рассказать людям о нем, чтобы новые невинные жертвы не попали к нему в руки.
Целых пять часов понадобилось Кирсти, чтобы понять, что она скорее всего зря тратит время и деньги. Голова у нее болела так, будто стена равнодушия и недоверия, о которую она безуспешно билась, была самой настоящей стеной. Сердце разрывалось от беспрерывных огорчений и разочарований — повсюду она встречала пустившую глубокие корни апатию. Прежде она думала, что это страх заставляет людей молчать, и, возможно, какое-то время так все и было, но слишком многие из повстречавшихся ей людей просто-напросто не желали вникать в проблему. Или заставляли себя не вникать — потому что у них хватало забот и без этого.
Человек дает мальчишкам шанс выбиться в люди — а его еще и бранят! Да что ж это такое!
У меня своих одиннадцать, мал мала меньше, где уж мне о чужих беспокоиться!
Давно пора очистить улицы от малолетнего ворья! Эти беспризорники — настоящая чума!
Высказывания такого рода огнем горели в ее мозгу. Высказывания невежественных и бессердечных. Или молчание тех, кто боялся сэра Родерика, что еще хуже. Можно понять бессердечие мужчин и с трудом найти ему оправдание, но как понять матерей семейств? Как бы ни были эти женщины ожесточены и измучены тяжелой жизнью, но за собственных детей должны же они были испытывать страх! Неужели все они настолько слепы, что полагают, будто только нежеланные дети подвергаются опасности?
Пробираясь задами к дому Пейтона, она попыталась подбодрить себя мыслью о том, что поговорить ей удалось не со всеми горожанами, остались еще сотни других. Может, найдется среди них кто-то, кто рискнет нарушить молчание, поймет, что подобное зло можно победить, лишь признав его существование и дав ему отпор. Да, задача это нелегкая.
Крошка Элис даже рот открыла от изумления, увидев Кирсти на пороге кухни. Кирсти мысленно чертыхнулась. Пробраться обратно в дом оказалось труднее, чем тайком выбраться из него. Впрочем, Крошка Элис, как обычно, была поглощена заботами о детях, и Кирсти, прикрыв за собой дверь, спокойно улыбнулась добродушной шотландке. Возможно, ей представился случай завербовать себе союзника среди домочадцев Пейтона.
— Чем же это миледи занималась? — спросила Крошка Элис подозрительно.
— Пыталась найти в этом жалком городишке хоть кого-то, кто рискнул бы поднять голос против моего мужа, — ответила Кирсти.
— И что, обязательно было для этого одеваться мальчиком?