Пробежать под радугой - Сандра Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алан серьезно выслушал свою младшую дочь, а потом бросил просительный взгляд на Лори. Та все поняла и стала подталкивать детей к двери. Через минуту в комнате воцарилась тишина, а потом старая экономка снова осторожно переступила порог.
— Ты устал, мальчик?
— Голова болит. И ноги немного ослабли. Она прелесть.
— О да. И с ней не соскучишься.
— Надеюсь, я смогу вернуть им то, чего не давал все эти… все это время.
— Пять лет, мальчик. Пять. Пять лет тебя не было с нами, главное — не было с ними. Теперь ты должен постараться.
— Я буду стараться, Лори, поверь. Только… мне понадобится твоя помощь.
— Об этом можешь не говорить. Я всегда рядом.
— Они учатся?
— Мэри ходит в деревенскую школу.
— Это же в десяти милях.
— Она ездит верхом. Вместе с Билли, он потом уводит ее лошадь.
— А Билли?
— Он сносно и много читает, но учиться отказывается. Ему интереснее шастать по горам с нашим старым дуралеем.
— Вопрос с учебой нужно решить поскорее. Я займусь этим. Возможно, придется переехать в Лондон.
— Не придется, Алан. По крайней мере, пока. Ты не очень устал?
— В чем дело, Лори?
— Я принесла все бумаги.
— Лорна, это подождет, ты отлично со всем справлялась, я же помню.
— Ты должен знать главное. У нас почти нет денег.
— Как?!
— И дома в Лондоне больше нет. Его пришлось продать еще тогда… во время твоего первого приступа. Постепенно разошлись все деньги со счета. Твое лечение…
— Сколько я был в госпитале?
— В санатории. Доктор Финн приучил меня к этому названию. В общей сложности — три с половиной года. Не считая рецидивов и обострений, когда тебя клали в клинику.
Алан отошел к камину, судорожно заломил пальцы.
— Лори… Я — сумасшедший?!
Пожилая женщина рванулась вперед, и в ее голосе прозвучала боль:
— Нет! Не смей так говорить, слышишь, не смей! Ты очень любил свою жену, мальчик. Наверное, нельзя так сильно любить, но вы все такие. И твой отец, и твой дед. Ты так любил ее, что не смог смириться с ее смертью. Доктор сказал, что у тебя сильнейшее нервное переутомление. Еще он сказал, что потребуется много времени. И терпения.
— Хорошо. Иди. Я лягу. А завтра… завтра начну учиться жить.
Он выдержал в замке целый месяц, до Нового года. Пытался играть с детьми, выяснял, как и чему учат Мэри в школе. Мешала проклятая слабость, волнами накатывающая на него в самый неподходящий момент.
Алан Пейн не был сумасшедшим, но он совершенно не мог совладать с нервами. Посреди рассказа Мэри о школьном вечере он мог вдруг залиться слезами, пугая этим детей, а вопроса Билли мог не дослушать и просто уйти.
Кэролайн была мила и забавна, но он быстро уставал, играя с ней, а кроме того, она была внешне точной копией Дженны, и Алана это мучило, словно раскаленный гвоздь воткнули в рану.
В январе он сбежал в Лондон. Коллеги отнеслись к его возвращению несколько настороженно, но быстро уверились, что его интеллект нисколько не пострадал. Алан заключил выгодный контракт на книгу по истории ранних норманнов и две недели был счастлив, но через две недели его разыскала Лори.
Мэри притащила из школы корь, дети болели, Билли — тяжело, и нужно было ездить за лекарствами, и сидеть с ними по ночам, а еще смотреть за домом.
— Мальчик, я все понимаю, но ты должен что-то сделать. Нанять для ребят няню, а лучше — учительницу. Нечего девочке шастать невесть за сколько в эту деревню, да и Билли ни к чему в одиночку носиться по степи.
— Хорошо, Лори.
Он нашел гувернантку. А потом еще одну, потому что первая отказалась от места очень быстро. Сразу после того, как Билли поделился с нею знаниями, полученными от старших мальчиков из деревни и касающимися продолжения человеческого рода.
Вторая гувернантка была строга и консервативна. Лорне она не понравилась, а детям было наплевать, дети переживали период жестокой обиды на отца, оказавшегося предателем и обманщиком, снова бросившим их на произвол судьбы.
Алан понял это потом, а тогда — тогда он вздохнул с облегчением, видя, как спокойно все трое согласились с присутствием в их жизни мисс Каннегиссер.
В начале апреля железная мисс неожиданно заявила об отставке, и тогда Алан узнал и о горохе, на который ставили Билли, и о линейке и отбитых пальчиках Мэри, и о заточении в чулан Кэролайн, а также о бренных и очень тухлых останках крысы, найденных мисс Каннегиссер в ящике с ее чистым, строгим и консервативным бельем.
Мисс требовала компенсации, дети — внимания к себе, Лорна — внимания к детям, Мак неодобрительно качал головой, книга не писалась, и в конце апреля измотанный и злой Алан Пейн снова сбежал в Лондон.
С огромным трудом ему удалось дописать первую часть книги и сдать ее редакторам. Неожиданно лестные отзывы удивили и приободрили, а внушительный аванс за первую часть позволил не только отослать деньги домой, но и приберечь кое-что для себя. После консультации с врачами Алан Пейн уехал во Францию, побродил по Парижу, Реймсу и Лиону, а затем, неожиданно для себя, отправился по Луаре на север и вскоре добрался до Жьена, маленького городка, где сто пятьдесят восемь месяцев назад они с Дженной (и Мэри в животе у Дженны) проводили свой медовый месяц. Круг замкнулся.
Франческа в ураганном темпе пронеслась по дому, наводя чистоту, потом торопливо рассовала по кошачьим плошкам корм, заглянула в кухню, помахала мадам Трюдо рукой и поспешила вернуться в сад, к своему новоприобретенному пациенту.
Алан Пейн сидел на скамейке там же, где она его и оставила, никаких природных катаклизмов за это время не произошло, а что на лице Пейна опять застыло это потустороннее выражение — так к нему Франческа постепенно привыкала. Самое главное, теперь она точно знала, что это не инфаркт, остальное пройдет со временем и при надлежащем уходе.
Неожиданно ее охватила грусть. Надлежащий уход Пейну будет обеспечивать кто-то другой. Он скоро уедет, навсегда уйдет из жизни Франчески, и это очень жаль, потому что она к нему привязалась. Даже странно вспоминать, какое раздражение он вызвал у нее в день их первой встречи.
Франческа быстро привязывалась к людям, потому что была от природы дружелюбна и открыта. К Алану Пейну она испытывала исключительно дружеские чувства с примесью легкого превосходства абсолютно здорового человека перед человеком недомогающим. И все же было, видимо, еще что-то, из-за чего Франческе становилось нестерпимо обидно, что они вскоре расстанутся навсегда.
Хмурясь и покусывая алые губки, девушка шла к Пейну, а тот смотрел на нее, и лицо его медленно утрачивало отсутствующее выражение — так рассеивается туман над озером с первыми лучами солнца.