Откровения судебного медика - Игорь Гриньков

Затем функции самосуда постепенно переходят в руки государства, его судебной власти.

Из сказанного выше следует, что кровная месть не является специфическим феноменом мусульманского мира и не свидетельствует о его духовной ущербности, как о том любят разглагольствовать некоторые «знатоки».

И сегодня в просвещенной, кичащейся цивилизацией Европе можно наблюдать рецидивы кровной мести: на Сицилии и Корсике (христианское население), в Албании (мусульмане).

У горских народов Северного Кавказа и в соответствии с адатами — нормами обычного права доисламского периода, и по законам шариата совсем не обязательно надлежало убивать обидчика; существовала система гибких штрафов, обидчик мог быть изгнан из селения навечно или на четко определенный срок и т. д.

Полагаю, что короткий исторический экскурс достаточен, чтобы вернуться к теме нашего повествования.

Наконец подготовительные работы и все согласования были закончены, и 19 июля 1990 года оперативно-следственная группа в составе следователя, пом. прокурора Октябрьского района КАССР А. Бадаева, судебно-медицинского эксперта БСМЭ И. Гринькова, оперативного работника Целинного РОВД В. Сангаджиева и водителя В. Македонского на отремонтированной специально для командировки «шестерке» двинулась в путь по маршруту Элиста — Комсомольский — Артезиан — Грозный.

На голове Александра Большаевича красовалась круглая шапочка из тонкого серого войлока, какие обычно носят горцы. Это почему-то вселяло уверенность: наш командир был мобилизован как внутренне, так и внешне. Дорога от Яшкуля до Артезиана в те годы меньше всего напоминала немецкие автобаны; единственная основная грунтовка состояла из рытвин и глубоких колей, прорытых мощными колесами большегрузных автомашин — «КамАЗов». Поэтому даже в хорошую погоду для того, чтобы преодолеть на «легковушке» эти 200 км, требовалось от 3 до 6 часов. А в распутицу для этого мог потребоваться целый световой день (да и то безо всякой гарантии в благополучном исходе), с риском увязнуть по самое днище; тогда оставалось ждать спасения — гусеничного трактора. Впрочем, случалось, что и эти мирные родственники танков безнадежно застревали в непролазной грязи.

Поэтому вдоль основной «трассы», словно паутина, змеились десятки (а может, и больше) объездных путей, накатанных водителями прямо по целине. Крайне низкая скорость автомашин на этом участке вводила в искус неустойчивое сознание некоторых наших сограждан. В одно время под Артезианом орудовала преступная шайка, снимавшая подчистую грузы с застрявших или едва передвигавшихся грузовиков, направлявшихся из Калмыкии в Дагестан…

Без происшествий миновав этот тернистый участок дороги (не считая плотного слоя мелкодисперсной пыли, осевшей на наших лицах и одежде и противно скрипевшей на зубах), мы вышли на хорошую асфальтированную трассу и буквально через несколько минут двигались уже по территории Дагестана.

Дозаправившись в Кизляре, через какое-то время мы пересекли административную границу Чечено-Ингушетии. В первом попавшемся селении решено было пообедать. В прокуренном помещении хинкальной посетители вели себя по-свойски: сандалии или домашние шлепанцы на босу ногу, трикотажные, пузырящиеся на коленях спортивные брюки, затрапезные несвежие майки — таков был основной наряд завсегдатаев заведения. Они пили водку и пиво, играли в карты и в нарды, о чем-то разговаривали. При нашем появлении воцарилась гнетущая тишина, которая, если честно, сильно подействовала на нервы. Десятки глаз изучающе и не очень дружелюбно разглядывали наши физиономии. Кто-то отлучился на улицу, возможно, чтобы проверить номера нашей машины. Складывалось такое впечатление, что все мужское трудоспособное население собралось в этом придорожном «шалмане»; не было только детей, подростков и пожилых людей. Как бы там ни было, но наш обед прошел без происшествий, никто не подходил к нашему столику с желанием познакомиться или выяснить цель маршрута; но тем не менее чувство легкого беспокойства засело где-то в глубине подсознания…

В Грозном, в прокуратуре ЧИАССР, нас уже ожидал Саид Магомедович Пашаев, невысокого роста, в очках, скромный и немногословный. С этой минуты он буквально взял нас под свою опеку. Для нас был забронирован 4-местный номер в гостинице «Колос», что рядом с колхозным рынком, местом бойким и многолюдным. Саид все заранее продумал и сделал так, чтобы члены группы находились постоянно вместе и под его контролем. Местными «страшилками» он нас не пугал; не исключаю, что лишь А. Бадаев как руководитель был посвящен в некоторые особенности текущего момента. Пашаев только однажды довольно твердо и настоятельно попросил, чтобы мы не выходили в город поодиночке и с наступлением ночи.

Он появлялся в нашем номере ранним утром, когда мы еще находились в постелях, терпеливо ждал окончания туалета и вел завтракать. Затем он следовал за нами неотступно, словно тень. Когда Саид успевал делать свою непосредственную работу — для меня осталось загадкой. Вечером, после совместного ужина в ресторане, он поднимался к нам в номер, и они с Бадаевым обсуждали планы на завтрашний день. Посидев минут 5–10 и пожелав всем доброй ночи, Саид покидал нас. Вначале я принимал это за проявление чисто кавказского гостеприимства, но спустя время понял, что он чувствовал персональную ответственность за нашу безопасность.

Саид Магомедович Пашаев, сотрудник прокуратуры ЧИАССР

А между тем в дневном Грозном внешне ничто не предвещало грядущих событий. Почти 900-тысячный город внешне жил своей обыкновенной жизнью: партийные и государственные учреждения работали в обычном режиме; по дорогам катил поток легковых машин, среди которых часто попадались «иномарки»; на базаре шла шумная торговля фруктами, овощами и зеленью; полки магазинов, как и по всему Союзу, являли собой жалкое зрелище, зато на прилавках многочисленных кооперативных киосков громоздился традиционный набор «колониальных» товаров; винные лавки и пивные были полны народу, и туда беспрепятственно заходили советские офицеры по окончании службы; на перекрестках группировались люди в папахах и кепках (обрывки бесед не проливали свет на содержание разговоров — надо было знать чеченский); молодежь волочилась за проходившими одинокими девушками, причем только за славянками, и делалось это исключительно дерзко и напористо; по вечерам в ресторанах трудно было отыскать свободный столик, и в отличие от провинциального Карачаевска 8-летней давности в столичных ресторанах можно было увидеть чеченок или ингушек в компании друзей, а их головные платки выглядели скорее деталью кокетливого декора от кутюр, но отнюдь не исполнением предписаний шариата. Но этому угару эмансипации не суждено было длиться долго; через пару лет господин Удугов, строгий ревнитель исламских ценностей, заготовит для всех чеченских женщин паранджу.

Отношение простых чеченцев к людям не титульной нации (в частности к солдатам) было в целом доброжелательным, об этом я могу судить по моему прошлому личному опыту. В 1975 году, по окончании 5-го курса Астраханского медицинского института, мы перед сдачей государственного экзамена по военному делу проходили 2-месячные, так называемые «офицерские сборы» на базе танкового учебного полка, дислоцировавшегося близ п. Шали. Нам, курсантам, выдали со складов обмундирование старого образца, видимо, залежавшееся в каптерках с послевоенных лет. Неудобные, обручеобразные фуражки, постоянно сползающие на уши; гимнастерки, стоящие колом, с высоким воротничком-стойкой, подпоясанные жестким ремнем; широченные галифе; грубая кирза, в голенищах которой наши тощие голени напоминали палец, вставленный в стакан. Одним словом, пародия на защитника Отечества! Самым полезным предметом амуниции считалась алюминиевая фляжка для воды, обтянутая сукном, куда мы наливали водку, купленную в магазине военного городка. Продавщица, пышнотелая платиновая блондинка неопределенного возраста, очень натурально изображала возмущение, но, убедившись, что поблизости нет офицеров, удалялась в подсобку, где и происходила замена одной жидкости на другую.