Выстрел в Опере - Лада Лузина

— Тебе? Киевице? — удивилась подруга. — Ты способна увидеть на небе такое, что Глобе не снилось.

— Да, — согласилась та. — Но только на одну минуту. А сколько часов я должна тупо на небо пялиться? Так, может, хоть астрологию изучу… Еще мне физиогномика нравится. Это читать характер человека по чертам лица. Вот видела морщину у Кати на лбу? Так это огромная редкость! Обычно у всех нормальных людей две продольные морщины, а у нее одна — точно посередине лба. Такая же была у Черчилля. Из этого можно увидеть, что она сильная натура, помешанная на власти.

— А разве это без морщины увидеть нельзя?

— На Кате? Можно.

К+2 верт

«Катя плюс мы двое, — предположила Маша. — Вряд ли. Но, допустим. Тогда что такое „верт“? Вертихвостка? Вертеп? Вертеть? Вертолет?

Вертолет мог бы подойти…»

Как раз неподалеку от них, на Ярославовом Валу, во дворе дома № 15 сын известного киевского психиатра — авиаконструктор Игорь Сикорский построил и опробовал в 1911 году первую в мире модель вертолета.

В 1911 году. 201911… Кабы не прилепившаяся впереди двадцатка.

1911 год зашевелился у Маши в уме, и из него, как из скорлупы, обещало вылупиться нечто знакомое. Но обещание свое не сдержало.

— Д-аш, — отрывисто позвала студентка, — помнишь, ты говорила «в Киеве всегда летали»?

— А то! — ожила Чуб. — Я ж мечтала стать космонавтом! И мне предки книжку купили — с картинками, про воздухоплавание. Я ее все детство читала. Вот там я и прочитала, что первую в мире «мертвую петлю» летчик Петр Нестеров сделал в Киеве. Первый вертолет изобрел наш Сикорский. Первый в мире спутник Земли, первую ракету в космос запустил наш Королев[4]. А еще до него киевский инженер Гешвенд придумал «паровоз-самолет» для полетов в космос. Тогда его запихнули в сумасшедший дом, а теперь считают основоположником аэронавтики… И даже первую атомную бомбу изобретали наши! В Америке Кистяковский[5], он в революцию сбежал из Киева в США и был советником Кеннеди. В Москве — наши Курчатов и Александров. Один из Крыма, другой из Киева. Теперь-то ясно чего… — сказала Чуб. — Просто Киев город такой — летательный. Столица Ведьм. Мы тут тысячу лет на метлах рассекали. Ладно, ложись, твоя очередь бдить.

Вздохнув, Маша отложила конспект и, согласно сложившемуся ритуалу смены караула, задрала горло к небу.

Не отрывая глаз от серебряных звезд, она вслепую переместила себя на освобожденный матрас, пока Даша, придерживая напарницу за ягодицы, направляла их на середину ложа.

Небо должно было оставаться в поле их зрения каждую секунду! Поскольку, если на нем загорался «красный огонь», «завидеть» точное местонахождение оного, чтоб «полететь туда», было возможно лишь в самое первое мгновенье.

— Все. Ложись! — дала добро Даша.

Маша Ковалева легла.

От нечего делать Землепотрясная открыла тетрадь с «математикой».

— Фигня какая-то, — прокомментировала она минуту спустя. — Слушай, Маш, а ты ведь нам так и не сказала, чего у тебя такой паршивый настрой? Из-за суда? Да?

— Да, — сказала Маша. Потом подумала и сказала правду: — Нет.

— Конечно нет, — удостоверила Чуб. — Оно у тебя давно паршивое. С тех пор, как ты с Купальского шабаша слиняла. Я ведь знаю, куда ты побежала.

— Знаешь, — не стала спорить та.

— Но я честно молчу.

От удивления Ковалева на миг оторвала взор от жизненно важного неба и взглянула на Дашу.

Даша, честно молчавшая почти трое суток, была явлением невероятным!

— К своему художнику побежала в XIX век. К Врубелю. Верно?

— Верно.

— Ну и че, не сложилось? — соболезнующе сказала подруга.

— Не сложилось.

— Я так и поняла, — удовлетворенно кивнула Чуб. — И у меня с Демоном не сложилось. В смысле, с моим Демоном — с Яном. На шабаше все вроде было туда-сюда… Точно не помню, пьяная была. А когда протрезвела, дошло: то был уже совсем другой Ян. Холодный какой-то. Странно. Я ж ему нравилась — точно!

— Не нравилась ты ему, — неожиданно жестко сказала Маша. — Ни ты, ни я, ни Катя. Поверь. Я с ним говорила.

— С моим Яном?!

— Нет. С моим Деном.

Тут автор обязан кое-что объяснить.

С тем, кого Глава киевских ведьм Василиса Андреевна уважительно величала Хозяином, кого книга Киевиц именовала «Стоящим по левую руку» и кого Даша и Маша, по присущей людям привычке, называли Демоном, — с Демьяном, Яном, Демитрием Киевицким у без году неделя Киевиц сложились сложноподчиненные отношения.

Начать с того, что каждая из Трех видела Своего Демона.

Пред Катей он являлся в облике ледяного блондина.

Пред Дашей — в лице разбитного рыжего парня (в которого Землепотрясная Даша не преминула влюбиться по самые уши!)

Маша же водила знакомство с ночноглазым и черноволосым, представшим пред ней поначалу веселым и добродушным, но очень скоро давшим понять: то была только маска, призванная смягчить случайным избранницам переход в Киев иной.

И Маше первой довелось встретиться с его непроницаемым взглядом, с губами, говорящими загадками и полунамеками. И его пренебрежением.

Не то чтобы Демон отказывался им помогать.

Но ранг его в Киеве был слишком высок, чтобы он счел нужным скрывать: он уважает не их, а их власть, они же — люди, слепые, вызывают у него такое же высокомерное презрение, как слепые котята у людей, не склонных умиляться глупым зверькам.

— Нет, я не верю! — От переизбытка чувств Чуб вскочила на ноги, зазвенела серьгами. — Не верю, что я Яну совсем разонравилась! Вася ж говорила: Демон за нас. Ян верит: мы — истинные. Он нам поможет. Не понимаю, почему он не появляется?

— Он сказал мне, как его найти. — Маша смотрела на небо. — В любом случае придется с ним встретиться. Может, он посоветует, как быть с Акнир. Хотя… — Она помолчала. — Знаешь, я не уверена, что так уж хочу быть Киевицей.