Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт

Байрон помог ему отвязать и выгрузить чемодан и дорожный сундук, обклеенные разноцветными печатями других кольцевых уделов и снабженные фальшивым адресом в Боскопии.

Когда его багаж оказался на пирсе, оба погрузились в короткое молчаливое созерцание, которое у некоторых мужчин считается прощанием. Сенлин повернулся, чтобы уйти, потом остановился и снова подошел к оленю:

– Байрон, Сфинкс сказал, что ты будешь перехватывать и просматривать мои ежедневные отчеты. Мне жаль, что тебе придется слушать мой бубнеж. – (Уши оленя дернулись, но он не сказал ни слова в ответ.) – Если возникнет необходимость передать личное сообщение некоему… капитану, как думаешь, ты сможешь передать его ей, а не нашему нанимателю?

– О, значит, бывший директор хочет обмениваться записками в классе, не так ли? – Байрон весело фыркнул, но, увидев открытое, скорбное лицо Сенлина, отвернулся. Свет зари заливал далекие горы. Темные пятна воздушных кораблей отбрасывали похожие на усы тени на туманное небо. Байрон откашлялся. – Ну конечно, я не могу саботировать работу хозяйки, но иногда мотылек действительно может заблудиться по пути домой. Птицы иной раз сильно досаждают.

– Ну, в долине в изобилии водятся венценосные токи, и они особенно любят… – Сенлин замолчал, покачал головой и усмехнулся. – Извини, я немного нервничаю, видимо. Я хотел сказать спасибо.

Олень принял благодарность Сенлина с коротким кивком.

– Могу я дать совет напоследок? – сказал он потом. – Сфинкс не часто бывает покладистой, но она очень редко ошибается. Избегай своей жены, если сможешь. Так вы оба будете в большей безопасности.

Не зная, что ответить, Сенлин натянуто поклонился, взялся за ручки сундука и чемодана и зашагал по узкой тропинке, проложенной из старых досок над пустотой.

Несколько дней спустя Сенлин, уже сидя в безопасном гостиничном номере, все еще содрогался, вспоминая прогулку в пелфийский порт. Он дважды чуть не свалился от неожиданности, когда из незаметных расщелин в каменной стене вылетели потревоженные птицы. Досок, которые треснули и упали, когда он прощупывал их мыском ботинка, было не счесть. Одна длинная секция настила была скользкой от сочащегося из Башни потока, природу которого он не мог определить и не стал исследовать. К тому времени, когда он добрался до края порта, скрытого за линией пальм в горшках, Сенлин был уверен, что скорее пройдет по Черной тропе, чем вернется тем же путем, которым пришел.

Несмотря на указание Сфинкса не лезть не в свое дело, Сенлин продержался всего день, прежде чем поддался инстинктам и отправил письмо герцогу. Разумеется, он подписался псевдонимом, но указал настоящий адрес в отеле. Он придумал предлог для их встречи – и, как позже признался, замысел был не из лучших. Затем, не успев потерять самообладание – или, точнее, одуматься, – Сенлин передал письмо консьержу, чтобы тот адресовал его и доставил. Расставшись с письмом, он то проклинал себя за опрометчивость, то боролся с искушением послать второй запрос. Он не мог сказать, была ли мысль о получении ответа от герцога источником азартного волнения или пугающей тревоги.

Но он был уверен в одном: он не мог провести еще один вечер в одиночестве, ожидая и тревожась в гостиничном номере. Ему нужно прервать ход мыслей; нужно отвлечься: для этого сгодилась бы лекция или, возможно, пьеса. Шансы, что он столкнется с Марией или герцогом, были невелики. В конце концов, это большой город! Между тем вероятность того, что он сам себя загонит в могилу раньше времени, изнуренный хождением из угла в угол, росла с каждым часом.

Приняв решение, Сенлин напялил свежий сюртук и выскочил за дверь.

В коридоре отеля «Бон Ройял» стоял гомон. Туристы во фраках и платьях с длинными шлейфами неслись по нему, как отступающий прилив. Цилиндры, тюрбаны и зонтики качались над потоком, словно обломки кораблекрушения. Волна джентльменов зажгла сигары, добавив к приливу густой туман. Сенлин скользнул в поток, и тот понес его вниз по лестнице – похожей на неистовый водопад – в вестибюль и оттуда на улицу.

Звезды вспыхнули, или, скорее, городской управляющий включил мерцающие прожекторы на полную мощность. Все созвездия сияли однородным желтым светом, образуя фигуры, которые напоминали подвешенную над колыбелью игрушку, а не космос. Над шумной площадью в форме клина, где стоял Сенлин, вырисовывались очертания тигра, шхуны и винной бутылки. Богатые мужчины и женщины ехали над толпой в золотых портшезах, которые несли на плечах лакеи. Мальчишки на ходулях расхаживали между ними, продавая сигары и свежие цветы. Музыка лилась из «Виванта». Толпа внутри Колизея завывала.

Предыдущие экспедиции Сенлина в Колизей приучили его к тому, что в Пелфии невозможно быстро передвигаться. Тебя обязательно что-то задержит: если не скопище людей, то зрелище. Во время первой вылазки на белую как мыло площадь Сенлину преградила путь толпа, собравшаяся посмотреть на дуэль. Двое мужчин застыли в фехтовальных позах, обмениваясь пылкими – пусть и не очень художественными – колкостями, пока не стало ясно, что они намерены пролить больше слюны, чем крови, и зрители разошлись. На следующий день он наткнулся на женщину без сознания, распростертую на руках группки людей, и все они послушно обмахивали ее, чтобы привести в чувство. Обеспокоенный состоянием незнакомки, Сенлин присоединился к всеобщим усилиям как раз вовремя, чтобы увидеть бутылку, четко помеченную черепом и скрещенными костями, вырванную из ее руки. Врач попытался измерить пульс у женщины на шее, и в тот же миг она захихикала и принялась выворачиваться. Заподозрив неладное, доктор понюхал «яд» и объявил, что это джин.

В этот вечер зрелищем оказалась девушка в пышном белом платье. Ее голова каким-то образом застряла в птичьей клетке. Плетеная клетка, усеянная тут и там свежесрезанными цветами, полностью закрывала лицо и золотистые кудри. Незнакомка носилась по переполненной площади, словно вальсируя без партнера. Сенлин издали заметил ее и попытался увернуться, но она посмотрела ему в глаза сквозь сплетение прутьев и не позволила ускользнуть, как он ни старался. Она театрально рухнула ему на грудь, отчего вокруг них тут же освободилось небольшое пространство, а затем, схватившись за голову в клетке, воскликнула:

– О тьма! Я не могу это выдержать! Я раскаиваюсь! Раскаиваюсь! Смилуйся надо мной!

Двое проходивших мимо портовых охранников рассмеялись шутке, которую не понял Сенлин. Она вытащила из прутьев белую гвоздику и сунула ее в нагрудный карман Сенлина.

– Спасибо, – сказал он. – Вы, должно быть, непростая персона?

– А разве не все мы такие? – ответила она, уже поворачиваясь обратно к отхлынувшей толпе и крича на ходу: – О тьма! О проклятая тьма!