Когда ад замерзнет - Алла Полянская

Лентяйка она, паршивая жена и никчемная хозяйка, вот что.

Мэри Поппинс мне, кстати, тоже не нравится. Неприятная самовлюбленная личность, да. Но книга в целом очень волшебная, есть в ней какая-то странная пограничная атмосфера — как между сном и явью, знаете, когда на грани засыпания стирается нечто, определяющее точку в пространстве и времени, и в этом тумане совершенно особая жизнь. А если из него резко выскочить, сначала вообще не понимаешь, где находишься, настолько секунду назад было все реально — и при этом не являлось сном.

И очень странные картинки в самой книге, когда-то они были черно-белые, но я их в детстве раскрасила фломастерами, и теперь они цветные.

Ох, а миссис Корри с ее отломанными пальцами — вообще жесть. Но, блин, когда я вот так лежу, завернувшись в знакомый с детства плед, и читаю о странных делах, творящихся на Вишневой улице, мир не кажется таким категорически враждебным.

Я вообще предпочитаю окружать себя привычными вещами, и наш старый дом был именно таким, но оставаться там я не могла, и потому я здесь. Чаю бы выпить, но он у меня, похоже, весь вышел, и ведь я знала, что этот день когда-то наступит, но наступил не день, а вечер, и утро будет тоже, и без чая никак, а значит, мне прямо сейчас придется плестись в магазин, чтобы купить хотя бы чайных пакетиков, как бы это ни было ужасно — без чая жизнь совершенно отвратительна, так что надо идти, деваться некуда. Тем более, что я же собиралась в магазин. Если бы алкоголик меня не тормознул, я бы уже даже вернулась, а теперь все равно придется плестись по темноте.

Я нехотя выползаю из объятий пледа, оставив книжку раскрытой, — не люблю листать в поисках места, на котором закончила чтение. Темные джинсы, такая же толстовка с капюшоном, кроссовки — уже достаточно тепло, чтоб не надевать куртку. В общем, кто меня ночью видит.

Осторожно открыв дверь, я выглядываю в коридор. Пусто и гулко, слышен работающий у кого-то телевизор, но надо отдать должное строителям, сработавшим дом: звукоизоляция тут отличная. Скользнув к двери, оказываюсь во внутреннем дворике. Полукруглый флигель, в котором когда-то, видимо, жил кто-то из прислуги, а потом неведомая мне Митрофановна, которую угораздило умереть в тот день, когда я появилась в этом доме, подмигивает мне освещенным окном — свет погас, похоже, алкаш Лешка устраивал банкет.

Еще три небольшие постройки, которые служили прежним хозяевам для каких-то хозяйственных нужд, теперь там сараи, запущенные и грязные.

— Эй, погоди.

Тут у всех это «Эй!», как глупо.

— Да погоди, куда ты.

Как ни странно, Лешка трезвый. Свет фонаря скрыл морщины и одутловатость, и сейчас я с удивлением вижу, что когда-то он был весьма хорош собой: гордый разлет бровей, прямой нос, лицо с высокими скулами. Все это оплыло и сместилось от непомерных возлияний, но тьма обнаруживает настоящую суть вещей, вот чем она хороша.

— Ну, чего?

Лешка замялся.

— Слушай… я хотел тебе ключи от материного флигеля отдать. — Он сует мне в руки связку. — Я запер, сегодня переночую у Коляна, его судорога с тещей в гости уехали, а то ведь Зойка вытащит, пока я пьяный буду, а мне скажет, что я сам потерял. А так я буду знать, что ключи у тебя. Потому и ждал, чтоб по-трезвому отдать, я, знаешь, как просплюсь, то помню только то, что накануне трезвым делал, а когда пьяный, то не помню, что делал по трезвяни. Ты прости, что беспокою, но как матери не стало, так я за флигель переживаю, Зойка готова все оттуда распродать, жадюга страшная, ну а мать как раз и не хотела этого, она Зойку-то и на порог не пускала. Эх, кабы тогда — и теперешний ум, ну вот что мне было тогда мать послушать, а ведь кругом она права оказалась…

Я молча беру связку и прячу в карман. Ну, вот такую несуразную жизнь соорудил себе Лешка.

— Ты… это… Линда… спасибо. — Лешка закивал, обрадованный. — Я тебе отдам кровать родительскую, она хорошая, двуспальная, мне ни к чему, а ты бери. За так бери, по дружбе. Мать на ней годов двадцать не спала, как отца не стало, а кровать, считай, новая.

— Да ладно, я и за так твои ключи подержу, невелика услуга. Если по дружбе.

— Ну, а если по дружбе, то кровать мы тебе с Ленькой все равно притащим, что ж тебе на полу спать, незачем это. А мне ни к чему — пропью, и без пользы.

Улица освещена, совсем недалеко проспект. Я иду в сторону гудящих машин, через дорогу магазин, где можно купить недорогие продукты. Беру коробку чая — самого дешевого, но он неплохой, я знаю, и уж всяко лучше пакетиков. Очень хочется шоколада, но это дорого, а потому покупаю два плавленых сырка и пачку крекеров, ругая себя на чем свет стоит, денег-то совсем в обрез.

Засунув в карман толстовки чай и сырки, выхожу из магазина. Проспект полон людей — недалеко театр, и граждане торопятся приобщиться к прекрасному. Я очень люблю театр, когда чуток разживусь деньгами, обязательно пойду туда. А в антракте куплю себе пирожных и стакан чаю, встану у круглого столика и неспешно съем эклеры, запивая их жидким театральным чаем, который не испортит мне настроение. А сейчас я хочу войти в эту нарядную толпу и ощутить себя одной из тех, кто радуется сегодняшнему вечеру. Я отлично ощущаю себя в толпе, нужно просто поймать ее ритм, и как бы одиноко ни было дома, в массе людей одиноко не будет.

Вот если бы только на свете не было столько неуклюжих бестолковых граждан: какой-то мужчина толкает меня плечом, да так, что я едва не падаю.

— Извините, пожалуйста. — Он оборачивается ко мне, пытаясь дотронуться, поддержать. — Вы не ушиблись?

— Нет. Ничего, бывает.

Он достаточно молодой, и на его руке не повисла спутница, но мне это вообще неважно.

— Могу в виде контрибуции угостить вас кофе, хотите?

— Нет, спасибо.

Кофе на ночь пить очень глупо, конечно.

— Вот напрасно вы отказываетесь. — Парень смотрит на меня оценивающе. — А горячий шоколад? Прямо здесь, из автомата?

У нас в городе понаставили этих псевдокофейных автоматов на каждом углу. И в них не только кофе, но и чай — вернее, вода с красителем, пить эти помои невозможно. А еще там есть горячий шоколад.

— Ладно, шоколад.

Мне же хотелось шоколада — ну, вот и он. Правда, это совсем не шоколад, но запах нормальный, и на вкус терпимо.

— Зазевался и толкнул вас. — Улыбка у него вполне приятная, зубы все на месте, и они не гнилые. — Вы тоже были на представлении?

— Нет, в магазин выбежала.

— Живете рядом, понятно. — Он оглянулся. — Старые дома? Как там внутри, я никогда не был.

— Несимметрично.

Если он думает, что я стану приглашать его к себе, то напрасно.

— На той неделе приезжает столичная труппа, хотите — сходим вместе? Я куплю билеты.

— Вы же меня совсем не знаете.

— Ну и что. — Парень смеется. — А давайте так: встречаемся в следующую пятницу вот на этом самом месте, в семь вечера. У меня будут два билета на спектакль, я угощаю, так сказать. Никаких вопросов, никаких обязательств — просто попьем шоколаду и посмотрим спектакль. Идет?