Записки реаниматолога - Владимир Шпинев

Но сразу забегу вперед и скажу, солдатик жил с буллой легкого, левого легкого, а вернее в верхушке его. И ничем она себя не проявляла, собака, ждала своего часа, а кривая с косой уютно устроилась в кармашке этой буллы. Что за штука такая? Это просто мешочек, необычайно большой для легких мешочек, тонкостенный и пустой.

С ними можно жить, и, возможно, ничем она себя не проявят. Но в некоторых случаях, то ли криво вы пукнули, то ли кашлянули, а может, потужились или упали, и вдруг бах, и она рвется. Воздух со свистом ищет, куда бы ему попасть и уже не несет в себе жизнь, он несет в себе смерть! Попадая в плевральную полость он выталкивает органы грудной клетки, сдавливает их, сжимает, скручивает. Легкое, из которого взорвалась булла, сразу спадается, коллабирует, как мы говорим, и перестает нести свою живительную функцию. Сердце и срединные органы средостения и их сосуды скручиваются, сдавливаются и страдают, страдают настолько, что перестают давать возможность толкать кровь дальше в мозг, почки, кишки, конечности… И если не выпустить этого злого джина из плеврального мешка, то смерть неминуема, каким бы железным здоровьем вы не обладали. Это то, что и случилось с солдатиком.

Но, сука, смерть решила кончить пацана наверняка, как бы делая контрольный выстрел, создала в этой булле крупный кровеносный сосуд. Очень редко, но такие вещи случаются, и вместе с шумом воздуха в плевральную полость бурным потоком хлынула кровь, фактически не давая никаких шансов на спасение. Сделали рентген, шприцем хирург ткнул в бочину груди солдатика, получив полный шприц крови, поставив дренаж и убедившись в бесполезности консервативной терапии, рванули в операционную.

Анестетики, релаксанты, ИВЛ, разрез, кровь с шумом бурлящим потоком хлынула в банку электроотсоса. Слили четыре литра кровянистой жидкости! Хирурги ушивали дыру в легком. Реаниматолог боролся за жизнь пацана, но смерть цепко ухватилась за душу бойца. В три ручья лились потоки жидкостей, крови, плазмы и живительных и анестезирующих лекарств. Ушились. В палате реанимации ни на минуту не заканчивалась борьбы за его жизнь, сестры и врачи не спали, делали все возможное и невозможное.

Я принял его уже на вторые сутки после операции. На ИВЛ, гемодинамически стабильный, седативную терапию отменили. На рентгене легкое уже практически полностью расправилось. Тренировали режимами ИВЛ, перевели на спонтанное дыхание. Вечером убрал у него трубку и дал вздохнуть свободно. Правда сразу свободно не получилось, стал закашливаться, некоторое время думал, что его опять придется перевести на ИВЛ. Но нет, отстучали, простимулировали кашлевой рефлекс, провели бронхоскопию и дыхание стало спокойным. Мы тихонечко про себя поплевали через левое плечо, что б не сглазить, и дружно вздохнули спокойно. Вечером солдатик протянул мне руку и тихонечко шепнул, одно волшебное слово: «спасибо». Вот ради этого слова, слова не дежурного, а настоящего нам и хочется дальше работать и спасать другим жизни…

Нужно признать, что в последнее время, с приходом Шойгу, за армейскую подготовку взялись очень серьезно. Солдаты сейчас не убивают время на кухне, а изучают боевую подготовку, много времени проводят на плацу и стрельбах. Физически стали значительно крепче. Да и офицерам дали серьезный стимул развиваться, каждую осень они сдают физическую подготовку, по результатам которой, в случае сдачи на «отлично», они получают хорошее денежное довольствие. Все это отразилось и на здоровье в целом, работы в госпитале стало в разы меньше.

Но так было не всегда. Лет пять назад, в сердюховские лихие времена, когда армия рассматривалась как средство обогащения, духовный развал в головах вел к физическому разложению.

Иногда это приводило к совсем странным случаям из нашей практики. Лет восемь назад поступил майор российской армии, пухлый, с покрасневшим лицом, офицер. Рабочий диагноз у него был — инородное тело в прямой кишке. Из анамнеза известно — сел на табурет голой жопой, и туда провалилось нечто. Я думаю, вы догадались, что это было. Да, на обзорной рентгенограмме, мы отлично увидели, рентгенконтрастный предмет, весьма похожий на член громадных размеров.

При осмотре места происшествия, нет, не табуретки, а периональной области, сделан был вывод, что пациент ни один час, пытался его выковырять, всячески всеми возможными предметами обихода. Расколупал себе анус в кровь.

Учитывая невозможность добраться до сексуального оборудования через задний проход, решено пациента и его игрушку спасти в условиях операционной.

В вену ввели анестетик, а так же релаксант, в ротовую полость вставили (нет, не член) дыхательную трубочку, перевели на управляемую вентиляцию.

Разрезать его не стали, пожалели. Хирург попросту выдавил дилдо под аплодисменты персонала клиники. Не сочтите за рекламу, но надо сказать должное — дюраселевские батарейки очень и очень долго играющие. Эта вот штука продолжала жужжать и вибрировать в лотке, зазывая с ней поиграться.

В тот же вечер офицер убыл в свою часть. Его никто не задерживал. Извлеченное инородное тело обмыто и направлено на гистологическую экспертизу (шутка). Отдали его пациенту, как розы даме на восьмое марта.

Хотя, возможно, что он попросту лечил простатит, кто знает, а я на него наговариваю…

Иногда соглашусь, что лечение не есть благо. Проецируя на себя — хотел бы я быть на месте этого пациента? Возможно, наше общество еще не доросло до мысли, что неминуемая смерть в лоне семьи, при глубокой старости — есть благо. А то, что мы тянем, тянем бедных стариков — уже заведомо известно, что дверь открыта для них только в одну сторону, — есть некое зло.

Но нам, медикам, выбирать нельзя, раз родные вызвали скорую, раз настояли на госпитализации, значит, они желают своему родному этой участи.

Вот и сегодня я пришел с суточного. Ночью поступил дедушка, уже далеко за семьдесят. Ишемический инсульт, поражение распространилось на ствол мозга. Но он в оглушении и все понимает, правильно отвечает на вопросы, он понимает, что уходит, и мы понимаем. Ему бы сделать это в своей койке, держась за руку дочери. Но родные посчитали иначе, решили, что на больничной койке ему будет лучше. И он поступает в наше отделение, завертелась реанимационная машина: уколы, пробы крови из пальца, вены, артерии и не раз, постановка желудочного зонда, кормление через него. Он все понимает, родных лиц нет, он медленно угасает, скоро ему светит искусственное дыхание. Потом начнет отказывать сердце, поставят центральный катетер, начнут вводить вещества похожие на адреналин. У нас нет прав на эфтаназию, нам нельзя в этом направлении думать. Мы будем тянуть до последнего, до пролежней, пневмонии, бесконечных уколов, заборов анализов. Я б не хотел себе такого конца.