Императрица семи холмов - Кейт Куинн

– Эй, ты, вперед! – приказал я. Другие легионеры встали вокруг меня. Недовольный неохотно вышел вперед. Мне тотчас стало не по себе: им оказался Юлий. Мой бывший товарищ по контубернию смерил меня колючим взглядом. Что ж, оно даже к лучшему, подумал я. Пусть вся центурия знает, что у меня нет любимчиков, даже из числа моих бывших друзей.

– Давай уясним раз и навсегда, – произнес я начальственным тоном, хотя скажу честно, в душе моей шевельнулся страх. От меня не скрылось, как поморщился стоявший неподалеку от меня Прыщ, как будто точно зная, что сейчас последует. Другие просто отвернулись.

– В чем дело? – хмуро спросил Юлий, и в его голосе слышался вызов. Из всех моих бывших товарищей по контубернию он один болезненно воспринял мое повышение. Но я никак не ожидал, что он так озлобится.

– «В чем дело, центурион»! – рявкнул я в ответ. – Сейчас речь пойдет не о том, где ты проведешь ближайшие три дня, громко выражая свое недовольство. Я притворюсь, что ничего не слышу, пока ты не скажешь что-то такое, чего я при всем желании не смогу пропустить мимо ушей, и тогда я буду вынужден поставить тебя на место. Сегодня ж просто тебе врежу, чтобы не тратить зря время, ни свое, ни других. Если хочешь, можешь дать мне сдачи. В конце концов когда-то мы спали в одной палатке, а иногда даже спасали друг другу жизнь. К тому же сейчас на мне ни шлема, ни медалей.

Мне пришлось врезать ему дважды, прежде чем он тоже замахнулся на меня. Его кулак попал мне под дых – Юлий был ниже ростом, зато более коренастый и крепкий, что даже к лучшему: думаю, все были только рады, что мне попался достойный противник. Я позволил моему бывшему товарищу пустить мне кровянку из носу и выждал, видя, как по его физиономии расплывается самодовольная улыбка. Вот тогда-то я и применил прием, которому научил меня отец. Одно короткое движение, и Юлий полетел лицом в грязь.

– Вот так-то, – произнес я в назидание, выпрямляясь. – Мне наплевать, что мы спали с тобой в одной палатке. Мне наплевать, что когда-то мы сражались бок о бок. Пока ты шагаешь в строю этой центурии, я не услышу от тебя больше не единого слова. – Подняв с земли свою львиную шкуру, я набросил ее на плечи. – А вы все остальные, вы хотя бы знаете, кто я такой? Я тот, кто принес императору голову дакийского царя. Я тот, кто нес вашего орла. И вот теперь я ваш центурион, вы, злобное крысиное дерьмо, так что попридержите языки и делайте, что вам говорят.

– Что такое дерьмо? – спросил меня сын Деметры, когда я вернулся к себе в палатку.

– Это что-то такое, что нужно научиться говорить, чтобы никто не подумал, будто ты девчонка. А теперь найди мне какой-нибудь лоскут.

Мальчонка порылся в мешке и извлек оттуда ворох старой одежды, которую я приготовил на повязки.

– Ты это нарочно придумал?

Я посмотрел на него, как будто плохо понимая, что он здесь делает. Нет, я вправду плохо понимал, зачем я тогда вернулся в лавку, ведь мне ничего не стоило уйти в поход, и все. Но я вернулся и, посмотрев на его симпатичную мордашку, сказал:

– Собирай свои вещи. Мы отправляемся в Парфию.

Наверно, зря я это сделал. Наверно, сначала я должен был хотя бы спросить у Миры, согласна ли она взять с собой ребенка чужой женщины, когда ее собственный был на подходе. Я пока что плохо разбираюсь в женах, но мне почему-то кажется, что в таких случаях с ними нужно советоваться. Наверно, мне с самого начала следовало рассказать ей про сына Деметры. Я же, ухаживая за Мирой, строил из себя образцового жениха, а когда мы поженились, учился жить рядом с ней. И все это время мне так и не подвернулся удобный момент, чтобы рассказать ей про сына другой женщины.

Нет, зря я все не обдумал с самого начала, так было бы гораздо лучше. Но Мира уже уехала в Антиохию, и я не знал, что она мне скажет. Но этот кудрявый мальчуган смотрел на меня своими огромными карими глазищами, и я думал лишь одно: если кто-то не закалит его, не сделает из него настоящего мужчину, этот мир проглотит его, а потом, пережевав и переварив, выплюнет его косточки. Вот и сейчас он, скрестив ноги, сидел передо мной в моей палатке и вопросительно смотрел на меня.

– Так ты нарочно это придумал? И драку, и речь?

– Все, до последнего оскорбления, – ответил я, прижимая в носу лоскут, а сам подумал, смогу ли я после этого и дальше называть Юлия моим другом.

Ладно, какая разница. По идее он и так мне теперь не друг, а подчиненный.

– Зачем ты это сделал? – не унимался Антиной. – Теперь они все злые и ворчат.

– Сегодня ворчат, а завтра перестанут.

– Они тебя не любят.

– От них и не требуется меня любить. Уважать – это да.

– И они уважают?

– Пока нет. По крайней мере пока мы не выиграем пару сражений. А пока нет. Впрочем, я их не виню, на их месте я поступил бы точно так же.

Сын Деметры заморгал пушистыми ресницами. Нет, он точно был похож на девчонку.

– Я научу тебя сражаться, – пообещал я. – Начиная с завтрашнего дня на марше. А пока спи.

– Могу я завтра ехать верхом? – спросил он и, словно белка, юркнул в походную постель. – В повозке так скучно! Ты ведь не едешь верхом!

– Давай, если хочешь. Только потом пеняй на себя, когда отобьешь себе задницу.

Я уже засыпал, когда в темноте вновь раздался его голос.

– Скажи, а как я должен тебя называть?

Я зевнул и задумался. Пока что ему не было необходимости обращаться ко мне по имени. Во время моих редких визитов в лавку он лишь смотрел на меня широко открытыми глазищами и в ответ на мои вопросы невнятно мямлил «да» или «нет».

– В присутствии других называй меня центурион, – ответил я в темноте. – А так можешь назвать Виксом.

– Викс? – робко подал он голос, как будто опасаясь, что ему влетит от меня за подобную дерзость.

– Но ведь ты так бы называл меня, будь я твоим братом.

– Но ведь ты мне не брат.

– Но и не отец, – возразил я, хотя, как мне показалось, он предпочел бы называть меня отцом. Вот только мне это ни к чему. – У тебя был отец. Правда, я с ним не был знаком. Но вот будь я твоим братом, ты бы называл меня Викс. У меня в Британии есть братья и сестры, и они не намного старше тебя. Так что Викс будет в самый раз.

– Викс, – неуверенно повторил он.

– А теперь давай спать, Антиной.

Теперь, когда он стал моим подопечным, мне тоже не мешало запомнить его имя.

Тит

– Как насчет совета? – обратился Тит с вопросом к бюсту отца. Тот лишь посмотрел на него мраморным взглядом: холодный, немой, благосклонный. Тит глубоко вздохнул. Он уже давно не обращался за советом к отцу, вернее, к его каменному двойнику, однако эта старая привычка дарила ощущение уверенности в своих силах. – Мне ведь ни разу еще не приходилось произносить публичных речей. И я надеюсь на твою помощь.