Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

начало созданию черты оседлости, в рамках которой разрешалось селиться еврейскому населению. Расширяясь и сужаясь, черта к началу XX века охватывала 15 губерний — все польские, а также расположенные на территории современных Литвы, Белоруссии, Молдавии и почти всей Украины.

Чем евреи не угодили правительству и что оно от них хотело? Власти желали, чтобы они занимались сельским хозяйством, ремеслами, становились служащими. Негативно воспринималась растущая экономическая роль евреев, вытеснявших русских и прочих предпринимателей. Уже в середине XIX века евреи абсолютно доминировали среди купцов в черте оседлости. Защита населения от «еврейской эксплуатации» становилась краеугольным камнем российской политики. Существовала и не менее важная линия культурно-политического противостояния: борьба правительства против «фанатизма». «Еврейский фанатизм заключался, по мнению властей, в том, что евреи считали себя избранным народом, презирали иноверцев, среди которых жили, не были лояльны к государственной власти, ибо соблюдение норм своей религии считали важнее подчинения власти государства, — пишет историк Олег Будницкий. — Различие между либеральной и консервативной (нередко перераставшей в реакционную) политикой в отношении евреев заключалось в том, что «либералы» полагали полезным для «исправления» евреев дать им сначала права, консерваторы же считали, что для получения прав евреи должны поначалу «исправиться»[956].

В 1850—70-е годы для евреев действовало либеральное приглашение к ассимиляции. Был издан ряд законов, разрешивших повсеместное жительство в империи лицам иудейского вероисповедания с высшим образованием, учеными степенями, а также врачам, аптекарским помощникам, фельдшерам, ремесленникам, николаевским солдатам. Евреи получили право поступать на государственную службу, участвовать в городском и земском самоуправлении и судах[957]. Обладание любой полезной, с точки зрения властей, профессией давало возможность легально селиться за чертой оседлости. Не случайно молодежь ринулась в гимназии и университеты, где процент евреев более чем втрое превышал их долю в общем населении.

Перелом произошел с убийством Александра II, в причастности к которому евреев обвиняли. В 1881–1882 годах по городам и местечкам западных губерний прокатилась первая волна массовых погромов. Среди имперской элиты, без сомнения, были лица, симпатизировавшие погромщикам, однако они точно этих погромов не организовывали. Среди современных серьезных исследователей никто не обвиняет в них правительство, хотя попустительства было достаточно, равно как велик был вклад властей в создание антиеврейской атмосферы через принятие соответствующего законодательства. Власть практически возложила ответственность за погромы на самих евреев и приняла «Временные правила о евреях», по которым им было запрещено селиться вне городов и местечек, а также приобретать недвижимость и арендовать землю. Позднее был введена процентная норма для поступления евреев в средние и высшие учебные заведения: 3 % — в Петербурге и Москве, 5 % — в других городах вне черты оседлости, 10 % — в черте оседлости, что было ниже уже достигнутого уровня[958]. Эта мера никак не подняла образованность остальных национальностей, зато превратилась в символ вопиющей несправедливости в глазах еврейской молодежи. Появились новые ограничения на работу лиц иудейского вероисповедания в госучреждениях, они не могли становиться офицерами в армии и их вообще не брали на флот. Хуже всего было положение евреев в Финляндии, которую Сейм стремился сделать закрытой для них, лишив каких-либо прав.

С чем был связан новый тур ужесточения еврейского законодательства? Фактор религиозный и расовый, который становился ведущим в кампаниях антисемитизма, прокатывавшихся во всех модернизировавшихся государствах Европы, в России имел явно меньшее значение. Восточному христианству, в отличие от католицизма, антииудаизм был не присущ, в православных храмах испокон века отмечались все те ветхозаветные праздники, посвященные пророкам и праотцам, которые Ватикан узаконит только в 1960-е годы. Православная церковь не горела сильным желанием в массовом порядке обращать евреев в свою веру, потому что опасалась с их стороны ересей. Некоторые малочисленные иудаистские группы — караимы, крымчаки, бухарские и горские евреи — не подвергались почти никакой дискриминации. Как подчеркивал профессор Леонтович, ограничительные мероприятия по отношению к евреям вытекали «отнюдь не из расовой дискриминации. В те времена понятия расы вообще никого в России — кроме специалистов по этнологии — не интересовали»[959]. Решающими он называет факторы экономические, и тому есть немало подтверждений от современников.

«У правительства никогда не было ни малейших оснований принимать меры против евреев, если бы не жестокая необходимость защищать русское население, особенно крестьян, — доказывал руководитель Департамента полиции Васильев. — Защищать от еврейских торговцев, спекулянтов, ростовщиков, от тех людей, которые представляли серьезную экономическую опасность»[960]. Социальная мобильность еврейства, их продвижение на самые вершины российского бизнеса пугали. «Место русского купца все более и более занимается евреем»[961], — возмущался член Госсовета Владимир Гурко. Для правых, как мы знаем, еврейский вопрос был вообще едва ли не центральным. Так, Лев Тихомиров писал: «Заботиться теперь о том, чтобы евреям не было от нас никакого притеснения, — это очень походило бы на размышления овцы о том, как ей не обидеть чем-нибудь бедного волка. Независимо от степени своих прав евреи забивают нас во всем. Они захватывают все отрасли труда, — конечно, выгодного, — захватывают интеллигентные профессии, захватывают печать и через ее посредство становятся господами общественного мнения»[962]. Антисемитизм шел нога в ногу с ростом конкуренции и национализмом.

«Если прежде черта оседлости должна была ограничивать передвижение необразованного, традиционалистского, промышляющего мелкой торговлей и факторством, жалкого еврея, то теперь она должна была защищать от ловких, безжалостных, повязанных между собой круговой порукой как внутри империи, так и в мировом масштабе евреев-хищников. Вслед за Германией в Российской империи утверждается модерный антисемитизм»[963], — подчеркивает Алексей Миллер. Антисемитизм (хоть и не расовый, как в Германии) и дискриминация евреев в начале XX века, без сомнения, существовали, и это вызывало серьезное возмущение прогрессивной общественности. «Еврейский вопрос был одним из постоянных напоминаний о грехах самодержавия, одной из помех для более примирительного отношения к власти, — вспоминала Ариадна Тыркова-Вильямс. — Политика власти в еврейском вопросе шла вразрез с нашими понятиями о справедливости, о человечности»[964]. Существовавшие в обществе по этому вопросу противоречия отражались и в политике правительства, где всегда были и сторонники дальнейшего закручивания гаек и использования потенциала еврейства на пользу России.

Насколько сильна была дискриминация? Проницательный — теперь уже американский — историк Юрий Слезкин замечал: «В Российской империи не было способа определить степень правовой дискриминации, потому что не существовало общего стандарта, применимого ко всем подданным. Все, за исключением самого царя, принадлежали к группам, которые подвергались тем или иным видам дискриминации»[965]. Кроме того, как было хорошо известно еще Салтыкову-Щедрину, суровость российских законов всегда компенсировалась необязательностью их исполнения. «Ни одно из этих предписаний не считалось абсолютно обязательным, — писал