Написано кровью моего сердца. Книга 1. Перипетии судьбы - Диана Гэблдон

Рука Уильяма стиснула поводья, но он терпеливо объяснился. Раз эдак в двадцатый уже, наверное.

Рэндолл вежливо кивнул.

– Все лучше, чем косить траву в Массачусетсе, – заметил он, бросив взгляд на беженцев, мимо которых они проезжали. – Не думал вернуться в Англию?

– Нет, – озадаченно ответил Уильям. – Чего ради? Во-первых, вряд ли это возможно по условиям сдачи. Во-вторых – зачем это мне?

Нет, правда, зачем? Вдруг заныло сердце. Уильям даже не задумывался о том, что ждет его в Англии, в Хелуотере, в Элсмире. В Лондоне, если уж на то пошло… о боже…

– И правда, зачем? – сказал Рэндолл, невольно вторя его мыслям. Голос его звучал задумчиво. – Ну… наверное, затем, что здесь тебе трудно отличиться? – Он глянул на пояс Уильяма, на котором не было оружия, и тут же отвел взгляд, словно вид был позорным. Впрочем, так и есть.

– И чем же, по-твоему, я могу там заняться? – с трудом сдерживая гнев, спросил Уильям.

– Ты же граф, – заметил Рэндолл.

Уильяму кровь бросилась в лицо, но он смолчал.

– У тебя есть место в палате лордов. Почему бы не воспользоваться им? Займись политикой. Вряд ли это запрещено условиями сдачи… Ты ведь не станешь снова вступать в армию, а уехать туда тебе ничто не мешает.

– Я никогда об этом не думал, – как можно вежливей ответил Уильям. Уж чем-чем, а политикой он и правда никогда не занимался. Разве что политикой притворства.

Рэндолл вежливо кивнул, по-прежнему улыбаясь. За это время он ничуть не изменился: скорее симпатичный, чем красивый, стройный, но не худощавый, изящный в движениях, на лице – постоянное выражение участливой доброжелательности. И ни следа пудры на зачесанных назад темных волосах. Он остался почти прежним. Зато Уильям изменился. Он повзрослел на два года, набрался опыта и теперь с удивленным удовлетворением осознал, что Рэндолл играет с ним, как кот с мышью. По крайней мере, пытается играть.

– Наверное, есть и другие возможности, – сказал Уильям, направляя коня в объезд образовавшейся посреди дороги огромной лужи.

Конь Рэндолла, помедлив, вступил в лужу. Рэндолл спокойно сидел в седле и даже не пытался перекричать шум. Выбравшись из лужи, он нагнал Уильяма и продолжил разговор.

– Возможности? Что ты задумал? – Голос его звучал заинтересованно, возможно, интерес даже был искренним. Но с какой целью он спрашивает?

– Ты, разумеется, помнишь капитана Ричардсона? – равнодушно спросил Уильям, глядя в лицо Рэндоллу. Тот слегка поднял бровь, но больше никаких эмоций прозвучавшее имя в нем не вызвало.

– Разумеется. Ты недавно его видел?

– Да, пару дней назад. – Уильям больше не злился, он с интересом ждал, что Рэндолл на это скажет.

Ошеломленным Рэндолл не выглядел, но миролюбивое выражение сошло с его лица. Уильям ясно видел – и от этого по коже бежали мурашки, – что Рэндолл колеблется: то ли спросить напрямую, что хотел Ричардсон, то ли избрать иную тактику.

– Лорд Джон сейчас с сэром Генри? – поинтересовался Рэндолл.

Уильям от неожиданности моргнул, но скрывать правду причин не было.

– Нет. С чего вдруг?

Рэндолл снова поднял бровь.

– Так ты не знаешь? Полк герцога Пардлоу сейчас в Нью-Йорке.

– Правда? – поразился Уильям, но тут же постарался взять себя в руки. – Откуда ты знаешь?

Рэндолл отмахнулся холеной рукой, словно ответ не имел значения, – может, так оно и есть.

– Сегодня утром Пардлоу уехал из Филадельфии вместе с сэром Генри. Поскольку герцог заставил лорда Джона вспомнить о своем долге перед страной, я подумал…

– Что?! – невольно воскликнул Уильям.

Вестгот дернулся и фыркнул, и Уильям похлопал коня по шее, заодно на миг спрятав лицо от Рэндолла. Отец сейчас здесь, в армии?

– Вчера я заходил в филадельфийский дом его светлости, – пояснил Рэндолл. – И какая-то странная шотландская женщина – домоправительница, должно быть, – сказала, что его светлость отсутствует уже несколько дней. Но если ты его не видел…

Рэндолл поднял голову, вглядываясь вперед. Над деревьями вились струйки дыма – признак лагерных костров, на которых готовилась еда и грелась вода для стирки. Их запах щекотал ноздри, и желудок Уильяма заурчал.

– Ать-два! Бегом… марш! – взревел сержант, и Уильям с Рэндоллом подались в стороны, пропуская колонну пехоты. Правда, солдаты в понукании не нуждались – им и без того хотелось как можно скорее добраться до лагеря, поужинать и снять с себя на ночь оружие.

Впрочем, это дало Уильяму возможность подумать вот о чем: может, стоит позднее пригласить Рэндолла на ужин и попытаться разговорить его? Или лучше побыстрее отделаться от этого типа, отговорившись тем, что Уильям должен дождаться сэра Генри? Но что, если лорд Джон и в самом деле прямо сейчас находится у сэра Генри? А если там еще и дядя Хэл… только этого Уильяму и не хватало в сложившихся обстоятельствах!

Рэндолл явно тоже что-то обдумывал и уже пришел к некоему решению. Он подъехал вплотную к Уильяму, быстро огляделся – не подслушивает ли кто? – наклонился и шепнул:

– Хочу тебя по-дружески предостеречь, Элсмир, хотя и понимаю, что у тебя нет причин верить мне. Но все же выслушай. Если Ричардсон предложит тебе какое-нибудь дело, не соглашайся. Что бы ни случилось, никуда с ним не ходи. А лучше и вовсе с ним больше не говори, если получится.

Рэндолл дернул поводья, резко пришпорил коня и галопом помчался в лагерь.

Все бы ничего, если б не головная боль. Бок уже почти не болел – ребро, скорее всего, сломано, но раз уж бежать не требуется, то это не беда. Зато глаз…

Поврежденный глаз упрямо отказывался шевелиться, лишь дергался в глазнице, словно что-то его держало – орбикулярная мышца, кажется, так назвал ее доктор Хантер – и не давало двигаться вместе с братом. Это само по себе причиняло боль и выматывало, а еще окружающее вдруг начинало двоиться, а голова – раскалываться от боли. Когда у него случались подобные приступы, Джон даже есть не мог. Хотелось лежать в темноте и ждать, пока не полегчает.

Когда к вечеру второго дня они остановились, чтобы разбить лагерь, Джон едва мог видеть здоровым глазом и ощущал тошноту.

– Вот, возьми, – он передал свою горячую лепешку одному из солдат, портному из Морристона по фамилии Филлипсон, – я все равно сейчас не могу… – Будучи не в силах говорить, он умолк и прижал к закрытому глазу ладонь. Под веком полыхали желтые и зеленые круги, мелькали яркие вспышки, но давление ладони на какое-то время облегчило боль.

– Оставь ее на потом, Берт. – Филлипсон сунул лепешку в сумку Грея, наклонился и при свете костра принялся вглядываться в его лицо. – Тебе нужно чем-нибудь прикрыть глаз. Не три его, а то он уже красный, как чулок шлюхи. Погоди-ка…