Верность виконтессы. На службе Ее Величества - Софи Нордье

- Что случилось?

- Мне сказали, у вас посетитель… мужчина… очень высокий. - Запыхавшаяся Сабина сама не понимала, о чем хочет спросить.

- Да, у меня сейчас купец. И мы с ним обсуждаем возможную сделку. А вы меня отвлекаете.

- Купец? - Виконтесса сразу сникла, не заметив непривычную резкость в голосе Хайфы. - Я думала, это Габриэль.

- Джибраил?! Что за вздор!

- Может, и вздор, - судорожно вздохнула Сабина, - просто я почувствовала его присутствие.

- Здесь? Каким образом? - Хайфа зло расхохоталась, пытаясь заглушить панику в голосе.

- Да, вы правы… это нелепо… простите. - Сабина собиралась вернуться во внутренний двор, но вдруг резко обернулась и громко крикнула: - Я не верю, что за год он так и не узнал, где я!

- Иногда обстоятельства бывают сильнее наших желаний.

- Только не для моего супруга! Он горы свернет, но найдет меня! - почти истерически выпалила Сабина и убежала в патио.

Габриэль, стиснув зубы, еще долго вслушивался в затихающий топот и шелест платья о каменный пол. Хорошая акустика при высоких сводах залов позволила ему услышать весь разговор до малейших нюансов. В голосе супруги он отчетливо уловил безысходную тоску. Тоску по нему! К тому же Сабина по-прежнему безоглядно верила в его всесильность. Он зачастую подтрунивал над ней, но именно эта безоговорочная вера в его силы всегда окрыляла Габриэля. Душа рвалась ей навстречу, но голос разума, поверивший словам - чужим словам! - не пускал.

Ладонь до боли стиснула рукоять меча на поясе, и фаланги пальцев побелели от напряжения. Сердце ухало, и его стук напоминал удары молотобойца. Один удар, другой, третий…

Образ соперника с малышкой на руках пересилил.

Габриэль выступил из укрытия и, собираясь проститься с Хайфой, задал последний вопрос:

- Как назвали девочку?

- Не помню, ваши франкские имена такие сложные.

Хайфа рассмеялась с напускной веселостью, и виконт понял, что она солгала.

- Прощай! Думаю, в твоих интересах ничего не говорить Малику о моем визите.

- Не волнуйся, не скажу. Но почему ты уходишь вот так, сразу? Может, поговорим? У меня есть прекрасное вино, - в панике затараторила Хайфа.

Габриэль догадался, что она не знает, как его задержать. Немного заигралась? Смутное подозрение шевельнулось в его душе, но виконт предпочел не разбираться с этим и коротко отрезал:

- В следующий раз.

Уже стремительно шагая к выходу, он вспомнил, что так и не спросил о точной дате рождения ребенка. Но возвращаться не стал. Хайфа неискренна. Неожиданно рядом появилась служанка с кувшином воды.

- Скажи, красавица, как давно родила сеньора-христианка?

- Точно не знаю, почтеннейший, я работаю в этом доме всего полмесяца, и у меня другие обязанности. Слышала, что сеньора до сих пор слаба после родов. Наверное, это произошло совсем недавно.

И опять ничего не значащий ответ. Но мужская ревность вновь окутала все черным дымом: две, три недели назад, какая разница? Он не видел жену одиннадцать месяцев, в любом случае этот ребенок не его. А вот в доме Хайфы Сабина провела ровно девять месяцев, значит, столько же знает и этого новгородского красавчика-кобеля. Все сходится.

* * *

По дороге в Бейрут Габриэль рассказал Родриго об измене Сабины: тот проделал с ним полный опасностей путь и заслуживал знать причины столь нелегкой поездки.

Выслушав немногословный пересказ беседы с Хайфой, всегда сдержанный Родриго гневно воскликнул:

- Выходит, вы даже не поговорили с сеньорой?! Зачем вы тогда вообще ехали в Дамаск? Зачем мы прорывались сквозь блокаду и сейчас под чужой личиной скачем по землям сарацин? Вы не удосужились выяснить самое простое - когда родился ребенок!

Эти слова прозвучали слишком дерзко, но подавленный Габриэль предпочел усмирить раздражение и, спрятавшись за язвительной вежливостью, ответил:

- Я понимаю, что вы, любезный Родриго, безгранично уважаете свою госпожу и считаете почти святотатством любые наговоры на нее, но позвольте мне самому решать, как выстраивать отношения с собственной супругой.

А у самого в голове вдруг отчетливо всплыла фраза Готье - его верного управляющего, - сказанная когда-то давно: «Ты же любишь ее, любишь всю жизнь, почему прямо не поговорил?» Действительно, почему? Боялся услышать правду из ее уст, оставил себе пусть призрачную, но надежду?

По приезде в Константинополь Габриэль и Леону решил рассказать о Сабине сам: все равно узнает, так лучше от него. Но и де Броссар - впрочем, это неудивительно - встал на дыбы, защищая виконтессу. Разговор на повышенных тонах был краток, но крайне эмоционален.

Хорошо хоть, за мечи не схватились. Промучившись в раздумьях несколько дней, Леон все же поведал Габриэлю, как несколько лет назад граф Раймон Тулузский попытался изнасиловать Сабину и какое мужество она тогда проявила.

- Почему вы не рассказали об этом раньше?! - воскликнул ошеломленный виконт.

- Сабина взяла с меня клятву молчать. Она понимала, что Раймон не пойдет на открытый поединок с вами, а огласка без сатисфакции повредила бы вашей репутации. Виконтесса так сильно тогда переживала за вашу честь, и я не верю, что она решилась растоптать ее теперь.

- Отчего вы сейчас нарушили клятву?

- Пусть лучше меня назовут клятвопреступником, чем вы искалечите жизнь своей супруги!

- Как благородно, - ухмыльнулся Габриэль, но крепко задумался.

Рубануть с плеча проще всего. Он действительно не расспросил, как жилось Сабине весь прошедший год. Есть явное доказательство ее измены - ребенок, но, может, ее принудили, изнасиловали? Да и почему он решил, что отец малышки - Алексей? Сделал подсчеты пальцем в воздухе?

И Родриго, и Леон правы в главном: он - муж Сабины. И только по его недосмотру ее похитили. Едва окончится осада Константинополя, он заберет (или похитит) жену из Дамаска и отвезет во Францию. Если же она и впрямь влюбилась в этого смазливого прыща - Алексея, то пусть в Париже выклянчит у любимой королевы Бланки развод и возвращается к любовнику. Сына он, конечно, ей не отдаст.

Дамаск. Октябрь 1235 года

Прошел почти месяц после встречи с Джибраилом, а Хайфа все не могла прийти в себя от потрясения. Противоречивые чувства мучительно бились в ее груди, будто в единый клубок сплели черные и белые нити, и никак не понять, какого же он цвета.

Одно ясно как день: она по-прежнему любит Джибраила, желает его с отчаянностью последней страсти и ради этого готова заключить сделку даже с Иблисом[138]. Хайфа с довольной улыбкой вспоминала, как в начале разговора Джибраил скользнул по ней вполне заинтересованным мужским взглядом. Значит, она все еще привлекательна для него и шанс побороться с Сабиной у нее оставался. Но тут же горькими слезами наворачивалась обида: Джибраил не спросил Хайфу о ней самой. Его совершенно не интересовало, как она прожила эти десять лет. Еще и бросил на прощание снисходительный унижающий взгляд…