Муссон - Уилбур Смит

— Садись. Тут я смогу помешать тебе прыгнуть за борт, когда тебя в следующий раз одолеет кафар — приступ безумия.

Дориан без возражений повиновался, и сидящие, не обращая на него внимания, продолжили обсуждение. Какое-то время Дориан пытался следить за разговором, но они говорили быстро, а церемонная манера выражаться мешала ему понимать. Их речь изобиловала именами людей и названиями местностей, неизвестных Дориану. Но одно название он узнал — Ламу. Он попытался сориентироваться и мысленно нарисовал карту Берега Лихорадок, которую так часто изучал на уроках навигации с Недом Тайлером.

Ламу в нескольких сотнях лиг севернее Занзибара.

Это остров, сравнительно небольшой, зато, насколько Дориан помнил указания судового журнала отца, крупный торговый порт и второй по значению центр управления империей Омана.

По направлению ветра и углу солнца в полдень Дориан понял, что дау движется точно на север. Это означает, что Ламу в той стороне. Дориан гадал, какая судьба ждет его там, потом повернул голову и посмотрел на корму.

На горизонте за ними не было ни следа острова Флор-де-ла-Мар.

За ночь они, должно быть, ушли далеко, оборвав всякую связь с «Серафимом», отцом и Томом. При этой мысли Дориан почувствовал, как его охватывает отчаяние, но решил не поддаваться. Он сделал новое усилие проследить за разговором принца с придворными.

«Отец ждет, что я запомню все, что они скажут. Это может быть очень важно для него», — сказал он себе, но в это время мулла встал и прошел на нос.

Оттуда высоким дрожащим голосом он начал созывать на молитву. Принц и его приближенные прервали беседу и принялись готовиться к полуденному намазу. Рабы принесли принцу и его свите свежую воду для омовения.

На корме рулевой показал, где север, а значит и священный город Мекка, и все на борту, кто мог оторваться от управления кораблем, повернулись в ту сторону.

Под заунывные крики муллы они одновременно выполняли ритуал вставания, преклонения колен и простирания на палубе, подчиняясь воле Аллаха, принося ему свое поклонение.

Дориан впервые видел такое массовое поклонение. И хотя сам в нем не участвовал, почувствовал странное желание присоединиться. Никогда во время службы в церкви Хай-Уэлд он не испытывал ничего подобного и сейчас с интересом прислушивался к молитвам и восклицаниям. Их местный священник никогда не мог вызвать у него такого интереса.

Он посмотрел вверх, на огромную синюю чашу африканского неба, заполненную грядами облаков, движущихся под дуновением муссона. И ему показалось, что в серебряных облаках он различает бороду Бога, а в абрисе грозовых туч — черты его грозного лика.

Принц Абд Мухаммад аль-Малик кончил молиться и встал, все еще глядя в сторону священного города, скрестив руки на груди в последнем выражении преданности. Дориан посмотрел в его бородатое лицо и подумал, что так может выглядеть Бог — благородным, страшным и в то же время доброжелательным.

Муссон подгонял дау, ее большой треугольный парус туго натянулся, как бок бурдюка с водой. Единственный гик был вырезан из кусков темной древесины какого-то тропического дерева; он был толщиной в человеческий стан и длиннее самой дау. Дау покачивалась на волнах, и тень гика перемещалась взад и вперед по палубе, то затемняя величественную фигуру принца, то позволяя тропическому солнцу залить его ослепительным сиянием. Огромный вес гика, прикрепленного к невысокой мачте, удерживал главный фал. Принц во весь рост стоял под раскачивающимся гиком. Араб-рулевой отвлекся и позволил носу корабля слишком далеко зайти под очередной порыв ветра. Парус затрясся и зловеще заскрипел.

Нед Тайлер учил Дориана, что треугольный парус неустойчив при сильных порывах ветра; Дориан чувствовал, что из-за неумелого управления корабль испытывает сильную нагрузку.

Краем глаза он вдруг заметил, как изменилась тень паруса на палубе под навесом. Быстро посмотрев наверх, на снасти, Дориан увидел, что главный фал распутывается сразу под тяжелым деревянным блоком шкива. Канат извивался, как спаривающиеся змеи, его пряди одна за другой лопались.

Дориан смотрел на это в ужасе; несколько драгоценных секунд он был слишком ошеломлен, чтобы пошевелиться или закричать. Он видел, как опускают и поворачивают гик, когда дау ложится на другой галс, и знал, какую важную роль тот играет на корабле с треугольным парусом.

Дориан начал подниматься, не отрывая взгляда от единственной мачты, но в это время с грохотом пистолетного выстрела лопнула последняя прядь каната. Гик, полтонны прочной древесины, устремился с высоты к палубе, как топор палача. Принц, погруженный в молитву, стоял точно под падающим гиком.

Дориан бросился вперед и плечом ударил принца под колени. Аль-Малик был к этому совершенно не готов — он отклонялся в другую сторону, уравновешивая качку корабля — и лицом вперед полетел с помоста на палубу. Груда ковров и подушек смягчила его падение; маленькое тело Дориана приземлилось ему на спину.

За ними тяжелый гик ударил в павильон, превратив его в груду обломков. Огромный брус раскололся в месте соединения, и передний конец, набирая скорость, устремился вниз, на палубу. Он разбил невысокий помост, на котором только что стоял принц, пробил фальшборт и раздробил доски палубы.

Единственный треугольный парус дау летел за гиком; он накрыл палубу, окутав людей парусиновым саваном.

Освободившись от давления паруса, дау решительно изменила движение. Нос ее повернулся по ветру, и она начала сильно раскачиваться на поднятых муссоном волнах.

Долгие секунды на палубе было тихо, слышался только скрип распущенных снастей и хлопанье оборванных тросов. Потом хором закричали испуганные и раненые люди. Двух моряков на корме раздавило, и они умерли сразу, еще трое были серьезно искалечены — оторванные руки и ноги, раздробленные кости.

Крики их казались на ветру болезненно тихими.

По приказу капитана дау уцелевшие матросы принялись разрубать путаницу тросов и парусины, закрывавшую палубу.

— Найдите принца! — кричал капитан в страхе за свою жизнь: вдруг его хозяина ранило или, упаси Аллах, убило тяжелым гиком.

Через несколько минут складки паруса убрали и с восклицаниями радости, вознося хвалы Аллаху, извлекли принца из-под обломков.

Принц стоял в этом аду и, не обращая внимания на крики и благодарности небу за его спасение, осматривал остатки помоста. Гик разорвал даже толстый драгоценный ковер, на котором принц совершал намаз. К нему подбежал мулла.

— Ты не ранен, хвала Аллаху! Он простер над тобой свои крыла, о любимец пророка!

Аль-Малик отвел его руки и спросил:

— Где мальчик?

Этот вопрос вызвал новые лихорадочные поиски в обломках и обрывках ткани. Наконец Дориана вытащили и поставили перед принцем.

— Ты не ранен, малыш?

Дориан с улыбкой разглядывал окружающее опустошение. Ему не было так весело с тех пор, как он в последний раз видел Тома.