Клитемнестра - Костанца Казати

вреда. Как это будет? Она уже собирается вытащить нож, когда слышит позади себя шаги. И оборачивается как раз вовремя, чтобы заметить, что перед ней стоит царица Микен.

Она задерживает дыхание, словно готовясь нырнуть под воду, и придвигается ближе к провидцу.

Жертва

Клитемнестра принюхивается к воздуху, прикрывая лицо. Воздух в храме влажный и резкий. Она не часто приходит сюда. Здешние пустота и безмолвие внушают ей отвращение – всё внутри напоминает склеп. У подножия большой статуи Геры молится Калхас. Троянская девушка, сгорбившись, сидит у его ног и глядит на нее во все глаза. В них мерцают какие-то странные огоньки, яркие и угрожающие.

– Уйди, – приказывает ей Клитемнестра. Девушка вскакивает и направляется к выходу, но Калхас даже не оборачивается. Клитемнестра разглядывает его затылок, похожий на треснувшее яйцо.

– Я знал, что вы придете, – говорит он.

– Вам сообщили об этом овечьи кишки?

Он оборачивается, его маленькие цепкие глазки впиваются в нее, точно крючок – в рыбу.

– Все эти долгие десять лет я молился за вас.

Он молился. Она едва сдерживается, чтобы не придушить его на месте. Мужи, подобные ему – изображающие из себя праведников, пока другие делают за них всю грязную работу, – всегда вызывали в ней ярость.

– Как великодушно с вашей стороны, – отвечает она.

Его губы кривятся в уродливой улыбке, взвешенной и продуманной, как все его действия.

– Ваших матери и отца уже нет. Вашего брата убили, а сестру похитили. И всё же вы здесь, царица самого могущественного города в Элладе, с армией верных вам мужей. Меня это восхищает.

Она подходит к нему ближе, легко ступая по мраморному полу. И почему все вокруг так стремятся напомнить ей о судьбе, постигшей ее семью? Должно быть, они полагают, что эти слова выбьют почву у нее из-под ног.

– Вы честолюбивая женщина, супруга безжалостного царя. Тщеславных людей, по моему опыту, очень быстро ожидает крах. Но не вас. У вас особый талант к выживанию.

Она подходит так близко, что уже может коснуться его.

– Как и у вас. Вот только мне приходилось бороться, а вы вились вокруг царей и нашептывали им на уши. Не героический путь, но вы делаете то, что приходится, лишь бы выжить.

Он склоняет голову и как будто впитывает в себя каждую ее черту.

– Все мы делаем, что можем, с тем, чем нас одарили боги. – Она вспоминает, как Одиссей однажды сказал нечто подобное, и чувствует болезненный укол где-то глубоко внутри, точно кто-то глубже вогнал старую занозу.

– Всё так. И как же вы распорядились тем, чем вас одарили боги? – Она делает паузу, но Калхас хранит молчание и не шевелится, как дикий зверь, учуявший опасность. – Вы приказываете зарезать невинную девочку, точно жертвенную козу. Кто-то назвал бы это ошибкой, но это не ошибка, ведь там, под Троей, вы отдали точно такой же приказ, только на этот раз в жертву принесли троянскую царевну Поликсену. Ведь это вы распорядились, не так ли? Какая отвага. Какое выдающееся применение божественного дара.

– Я делаю лишь то, что приказывают боги. Неразумно противиться их воле.

Клитемнестра смеется. Ее смех эхом разлетается по храму.

– Знаете, что было неразумно? Оставить меня в живых после того, как вы закололи мою дочь. Мой брат всегда говорил, что если уж нажил себе врагов, избавься от них прежде, чем они избавятся от тебя. Вот в чем была ваша ошибка.

– Наши ошибки ничего не значат в глазах богов. Рано или поздно мы все умрем, как ваш брат.

Клитемнестра проводит языком по губам.

– Да, мы все умрем.

Она уже собирается взяться за свой кинжал, но провидец ее опережает. С невиданной для старика скоростью он достает нож из рукава и направляет его на Клитемнестру. Она не отступает, а вместо этого хватает провидца за запястье и без труда выворачивает ему руку. Он роняет нож. Она достает собственный кинжал и проводит концом лезвия по его лицу: от маленьких запавших глаз до тонких, потрескавшихся губ. Калхас не сопротивляется.

– Вы не станете проливать кровь здесь, – говорит он. В его голосе нет испуга, только удивление. – Даже вы не осмелитесь на такое.

Ее обескураживают его слова – после того как он сам только что достал нож из своих одежд.

– Вы понятия не имеете, на что я осмелюсь, – отвечает Клитемнестра.

Она вонзает кинжал прямо ему в глаз, тот самый глаз, которым он прозрел, что ее дочь должна умереть. Калхас с криками падает на колени, и она тут же перерезает ему горло, пока никто ничего не услышал. Провидец валится на пол. Его тело кажется усохшим и дряхлым в многослойных одеждах. В полумраке они напоминают пустой мешок.

Она остается стоять, переводя дух. Ненависть холодными щупальцами опутывает все ее внутренности.

Она оборачивается к дверям и видит там троянскую царевну. Клитемнестра осторожно приближается к ней, пряча на ходу материнский кинжал. Кассандра делает шаг ей навстречу, отважно вздернув подбородок. В ней нет страха.

– Сделайте это, – говорит она, когда они оказываются достаточно близко. – Сделайте это сейчас.

Она действительно царевна. Так отдают приказы только царские особы. Клитемнестра протягивает руку и легонько касается ее плеча.

– Спрячься здесь, – говорит она. – Тебя никто не тронет, я обещаю.

Кассандра отвечает ей взглядом, полным недоверия. Клитемнестра понимает ее. Будь она на ее месте, она бы тоже не поверила.

Темница

Эгисф поклялся себе, что будет доверять Клитемнестре, но годы тревог и подозрений берут над ним верх. Его это печалит. Если он не может довериться единственной женщине, которая ему небезразлична, быть может, для него уже всё потеряно.

Он сидит в темнице, его руки привязаны к деревянному столбу, снаружи у двери стоит стражник. Из трапезной доносятся радостные возгласы, из кухни – разговоры и бряцанье посуды.

Это место навевает дурные воспоминания. Атрей однажды бросил его сюда, после того, как он проиграл в очередном кулачном состязании. «Так ты поймешь, что значит проигрывать», – сказал он, и Эгисф два дня провел в темноте в компании ползающих по нему крыс. Агамемнон приходил проверить его, а когда Эгисф попросил еды, сказал: «Ты так и не хочешь учиться, правда?»

Еще он помнит Фиеста в этой же самой темнице, как тот рассказал ему, кому принадлежал меч Эгисфа, и признал его своим потерянным сыном.

Эгисф отгоняет от себя эти мысли и пытается сосредоточиться. Он уже выбрался отсюда много лет назад, разве не так? Теперь ему нужно сделать то же самое. Пол смердит мочой и влажной почвой, но он всё равно