Когда опускается ночь - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Врач открыл коробку и взглянул на лежавшую внутри восковую маску, после чего передал ее д’Арбино и вернул мешок с деньгами на стол.
— Содержимое этой коробки, по-видимому, и в самом деле многое объясняет. — Он мягко подтолкнул мешок в сторону Бриджиды, однако руку с него не снимал. — Женщина в желтом домино, надо полагать, была одного роста с покойной графиней?
— В точности, — кивнула Бриджида. — Глаза у нее также были одного цвета с глазами покойной графини; желтый оттенок костюма копировал оттенок драпировок в гостиной покойной графини, а под желтой маской у нее был бесцветный восковой слепок лица покойной графини, который теперь держит в руках ваш друг. Эта часть тайны раскрыта. Теперь остается лишь дать ответ на вопрос, кто была та дама. Синьор, будьте любезны пододвинуть этот мешок еще на дюйм-другой ко мне, и тогда я с удовольствием все вам расскажу.
— Благодарю, мадам, — отвечал врач совсем другим тоном. — Кто была та дама, нам уже известно.
При этих словах он отодвинул мешок с деньгами обратно на свою половину стола. Щеки Бриджиды запылали, она встала.
— Должна ли я полагать, синьор, — надменно произнесла она, — что вы воспользовались моим положением беззащитной женщины и обманом лишили меня награды?
— Отнюдь нет, мадам, — возразил врач. — Мы обязались выплатить награду тому, кто снабдит нас требуемыми сведениями.
— Что же, синьор! Разве я не снабдила вас частью этих сведений? Разве не готова сообщить их полностью?
— Безусловно; однако, к сожалению, вас опередили. Мы узнали, кто была дама в желтом домино и как ей удалось воспроизвести лицо покойной графини д’Асколи, несколько часов назад из другого источника. Следовательно, эта особа получила перед вами преимущество; и все принципы справедливости учат нас, что оно и должно получить награду. Нанина, этот мешок принадлежит вам, подойдите и возьмите его.
Нанина показалась из-за шторы. Бриджида несколько мгновений глядела на нее, словно громом пораженная, потом выдохнула: «Эта девчонка!» — и снова умолкла, задыхаясь.
— Эта девушка сегодня оказалась за павильоном, где беседовали вы с сообщником, — пояснил врач.
Д’Арбино пристально наблюдал за Бриджидой с момента появления Нанины и незаметно подошел к ней поближе. Это было верное решение, поскольку не успел врач договорить, как Бриджида схватила тяжелую линейку, лежавшую на столе вместе с писчими принадлежностями. Если бы д’Арбино не перехватил ее руку, она бы метнула линейку прямо в голову Нанине.
— Можете отпустить, синьор, — произнесла Бриджида, уронив линейку и повернувшись к д’Арбино с улыбкой на белых губах и злобным спокойствием в неподвижных глазах. — Подожду более удобного случая.
С этими словами она направилась к двери и, развернувшись на пороге, уставилась на Нанину.
— Мне надо было быть проворнее с линейкой, — произнесла она и вышла.
— Ну вот! — воскликнул доктор. — Я же говорил вам, что сумею воздать ей по заслугам. Впрочем, мне, бесспорно, есть за что благодарить ее: она избавила нас от необходимости идти к ней домой и силой отнимать маску. А теперь, дитя мое, — продолжал он, обращаясь к Нанине, — возвращайтесь к сестре, только пусть кто-нибудь из лакеев проводит вас до самой двери дома: вдруг эта женщина затаилась где-нибудь в окрестностях дворца? Стойте! Вы забыли мешок с деньгами.
— Я не могу взять их, синьор.
— Почему же?
— Потому что она взяла бы их! — Нанина покраснела и покосилась на дверь.
Врач и д’Арбино одобрительно переглянулись.
— Хорошо, не будем сейчас об этом спорить, — сказал врач. — Сегодня я уберу деньги и маску под замок. А завтра, милая, приходите утром, как обычно. К этому времени у меня сложится представление, какими средствами лучше всего сообщить о вашем открытии графу Фабио. Только нужно действовать медленно и осторожно — и тогда я ручаюсь за успех.
Глава VII
Наутро одним из первых посетителей дворца Асколи оказался великий скульптор Лука Ломи. Слуги доложили, что он чем-то взволнован, и сообщили, что он требует пропустить его к графу Фабио. Услышав отказ, он немного подумал, а затем спросил, находится ли во дворце лечащий врач графа и нельзя ли поговорить с ним. На оба вопроса был дан положительный ответ, и скульптора провели к врачу.
— Сам не знаю, с чего начать, — смущенно признался Лука. — Прежде всего, позвольте спросить вас, была ли здесь вчера девушка-работница по имени Нанина?
— Была, — ответил доктор.
— Говорила ли она с кем-то наедине?
— Да, со мной.
— Так вы все знаете?!
— Абсолютно все.
— Рад хотя бы, что цель моего визита к графу, оказывается, вполне может быть достигнута визитом к вам. К большому моему сожалению, мой брат… — Он замолк, словно не мог подобрать слов, и вытащил из кармана свернутую кипу бумаг.
— Можете говорить о брате без обиняков, — сказал врач. — Я знаю, какова его роль в злодейском сговоре с Желтой маской.
— Я ходатайствую перед вами, а через вас перед графом о том, чтобы все, что вам известно о моем брате, не пошло дальше. Если этот скандал станет достоянием публики, это лишит меня заказчиков. А я и без того довольно мало зарабатываю своим ремеслом, — сказал Лука, и на лице его проступило подобие прежней алчной ухмылки.
— Скажите, пожалуйста, вы пришли с этим ходатайством по поручению брата? — уточнил врач.
— Нет, по собственному почину. Брату, похоже, все равно, что теперь будет. Он сразу же составил полный отчет о своем участии в этом деле, отправил его своему церковному начальнику (а тот передаст архиепископу) и теперь ожидает, какое наказание ему назначат. Я принес копию этого документа, чтобы доказать, что он по крайней мере ничего не собирается скрывать и не уклоняется от последствий, которых избежал бы, если бы скрылся. Закон не имеет над ним власти, зато Церковь имеет — и Церкви он и признался во всем. Я прошу лишь об одном: избавьте его от публичного осуждения. Это не принесет графу никакой пользы, а для меня станет страшным ударом. Сами прочтите все бумаги и, когда сочтете нужным, покажите хозяину этого дома. Я уповаю на его честь и доброту — и на ваши тоже.
Он развернул бумаги и положил на стол, после чего смиренно отошел к окну. Доктор не без любопытства принялся читать.
Признание начиналось с прямого заявления, что, по убеждению подателя сего, часть имущества, унаследованного графом Фабио д’Асколи, отнята у Церкви при помощи мошенничества и подлога. Затем в должном порядке перечислялись всевозможные юридические основания для этого утверждения, в том числе любопытные выдержки из древних