Экономика будущего. Есть ли у России шанс? - Сергей Глазьев

Вместе с тем любая теория является отражением реальности. Выросшие из классической политэкономии марксизм, маржинализм и неоклассический синтез отражают состояние экономики и сочетание факторов производства столетие назад, когда главными факторами производства были капитал, выступавший в форме частной собственности на средства производства, и наемный труд лишенных собственности на средства производства работников, основную массу которых составляли переселившиеся в города вчерашние крестьяне. С тех пор экономика принципиально изменилась – ведущим фактором экономического роста стал НТП, а инвестиции в человеческий капитал стали превышать инвестиции в машины и оборудование. Государство выросло из полицейского в социальное, взяв на себя основную часть расходов на воспроизводство человеческого капитала, резко выросла роль творческого труда в производственной деятельности, управление предприятиями перешло к профессиональным менеджерам, многократно усложнились отношения собственности. Все эти изменения не были осмыслены мейнстримом экономической мысли, который увяз схоластической догматике и стал анахронизмом с точки зрения развития науки.

Проявлением архаичного состояния экономической мысли является продолжающийся по сей день непримиримый спор между двумя линиями ее мейнстрима – марксистами и маржиналистами. Он представляется как борьба двух школ экономической мысли, однако носит не столько научный, сколько идеологический характер в рамках антагонистического противоречия между наемными работниками и капиталистами по распределению результатов хозяйственной деятельности между двумя факторам – трудом и капиталом. Между тем, стоит нам включить в рассмотрение третий фактор, который определяет развитие современной экономики – НТП – как это противоречие перестает быть антагонистическим, поскольку преодолевается действие закона убывающей производительности, а бесконечный рост разнообразия товаров и потребительских предпочтений не позволяет свести обмен товарами ни к их стоимости, ни к предельной полезности. Сами эти категории становятся беспредметными абстракциями. Совместная деятельность работников, повышающих свой образовательный уровень, и капиталистов, инвестирующих в освоение передовых технологий, влечет повышение эффективности производства и доходов за счет интеллектуальной ренты. Она является результатом синергетического взаимодействия труда, капитала и науки и распределяется между участниками воспроизводственного процесса в соответствии с институтами гражданского и трудового права, законодательства о защите интеллектуальной собственности и налогово-бюджетной системой.

Можно, конечно, интерпретировать результаты НТП сквозь призму повышения степени эксплуатации труда в той мере, в которой рост зарплаты отстает от роста его производительности. Или сквозь призму повышения предельной производительности капитала в той мере, в которой растет фондоотдача. Но это не проясняет законов развития экономики, а лишь усложняет интерпретацию, которая становится все более искусственной по мере включения в процесс хозяйственной деятельности ученых, педагогов, инженеров, изобретателей, новаторов и других носителей экономики знаний, воспроизводство которой не сводится к двухфакторной модели.

Мейнстрим будь то неоклассической или марксистской экономической мысли можно сравнить с аргументацией в споре о дележе добычи двух соплеменников первобытной общины, один из которых убил зверя, а другой смастерил для этого лук и стрелы. Многие авторы этих популярных направлений экономической мысли любят приводить подобные условные примеры для иллюстрации своих рассуждений. Некоторые[188] даже сводят все к робинзонаде, когда в голове у дикаря одновременно идет борьба между ним как охотником и им же как изготовителем орудий охоты. Но все эти рассуждения не более чем фантазии авторов, которым невдомек, что в первобытных отношениях между людьми действовал чисто психологический механизм, предписывавший каждому делиться необходимым продуктом с каждым (Поршнев, Леви-Стросс), а избыточный продукт хранился и распределялся бигменом исходя из социально-психологических законов воспроизводства родовой общины.

Механизм производства и распределения материальных благ в первобытном обществе основывался не на рациональном соизмерении предельной производительности факторов производства или затраченного труда, а исключительно на социально-психологических законах, регулирующих поведение не обремененных логическим мышлением людей. И в мифологическим сознании античных людей, и в религиозном сознании средневекового общества производство и обмен материальных благ регулировался не рациональными соображениями относительно предельной производительности или цены рабочей силы, а устоявшимися традициями, обеспечивавшими воспроизводство общественного организма с содержанием необходимых для этого структур защиты и управления. По имеющимся историческим данным можно предположить, что на последнее направлялось, в зависимости от внешних угроз, от одной десятой до одной пятой производимого продукта в натуральной форме.

Появление рыночного хозяйства в том виде, который представлен в современной «экономикс», стало результатом разрушения традиционного общества и связанного с ним религиозного мировоззрения, которое запрещало процент и предписывало соблюдение сложившейся социальной иерархии с характерной для нее устоявшейся системой производства и распределения материальных благ. В рамках настоящей статьи нет необходимости описывать этот процесс, достаточно хорошо изученный исторической наукой (Бродель). Для целей настоящего анализа важно констатировать, что классическая экономическая наука, также как выросшие на ее основе марксизм, маржинализм и неоклассический синтез интерпретируют хозяйственные отношения определенной исторической эпохи, начинающейся с промышленной революции. К настоящему времени, с переходом к экономике знаний, эта эпоха, по-видимому, завершилась.

Современная экономика знаний отличается от предмета «экономикс» не меньше, чем экономика первобытного или традиционного общества. Результаты хозяйственной деятельности в ней обмениваются ни по закону предельной полезности, ни по закону стоимости. Тиражируемые без издержек программные продукты продаются по дифференцированным ценам, которые зависят от доброй воли продавца и социального статуса покупателя. Растет доля бесплатно распределяемых общественных благ. Товары под модными брендами продаются многократно дороже аналогов такого же и даже лучшего качества. Разнообразие товаров и услуг намного превосходит человеческие способности к рациональному соизмерению своих объективных потребностей и доходов. Реклама и искусственно создаваемые стереотипы играют в современном общественном сознании такую же роль, что обычаи и мифы в доиндустриальном обществе, влияя на пропорции обмена куда больше затрат труда и предельной полезности.

Также и распределение доходов не сводится к предельной производительности факторов производства, определяясь в основном нормами защиты интеллектуальной собственности, социальными гарантиями и монопольными эффектами. Среди последних ведущую роль играет монополия на денежную эмиссию, которая ведется под обязательства государств и хозяйствующих субъектов в целях кредитования их расходов. Сеньораж, имевший маргинальное значение в эпоху золотого стандарта, стал важнейшим источником богатства в современную эпоху фиатных денег[189]. Достаточно сказать, что ежегодно в обращение вливается более триллиона долларов и евро, обеспеченных лишь соответствующими государственными обязательствами. Одним нажатием кнопки Европейский Центральный банк создает больше покупательной стоимости, чем Россия получает за десятилетие экспорта сырой нефти[190]. Денежная накачка экономики эмитентами мировых валют создает больше богатства, чем зарабатываемые трудом сбережения миллиардов простых людей.