Последняя из рода Тюдор - Филиппа Грегори

– Она крайне нуждается в союзниках, – спокойно отвечаю я. – Но мы верим в милость Ее Величества.

Генри машет придворным, собравшимся проводить его. Изящно кланяется, будто танцор, и запрыгивает в седло. Его лошадь делает курбет; Генри натягивает поводья и крепко держится, когда она встает на дыбы. Сняв шляпу, он шлет воздушный поцелуй Елизавете, а та благосклонно улыбается в ответ. Он и правда красив, будто ангел. Интересно, как скоро королева пожалеет о том, что отпустила его?

* * *

Не прошло и месяца! Рассмеялась бы, не стой я ровно, будто палку проглотила, пока она мечется по комнате.

Сэр Уильям Мэйтланд, советник шотландской королевы, прибывает из Эдинбурга с невероятной просьбой от Марии Стюарт – она желает выйти замуж за благородного подданного Елизаветы, Генри Стюарта, лорда Дарнли. Елизавета белеет от злости и удаляется в свои покои. Сесил и Дадли то заходят к ней, то возвращаются, прямо как беспокойные попрыгунчики. Заходят, чтобы послушать яростные крики: Генри Стюарт так же фальшив, как и его мать Маргарита Дуглас и отец Мэтью Стюарт, граф Леннокс, а Мария – идиотка, он разобьет ей сердце и лишит всех шансов на трон Англии. Возвращаются, чтобы встретиться с членами Тайного совета и узнать, нет ли какой-нибудь юридической лазейки или недозволительных отношений, с помощью которых можно отказать в браке или объявить его недействительным, если женитьба уже состоялась.

Для меня это настоящее представление: крайне смешно наблюдать за тем, как эти высокопоставленные мужчины пытаются разрушить невинный план одной женщины. Они размышляют лишь о собственной выгоде, лишь об успехе своего политического курса, даже не задумываясь о влюбленной молодой девушке, оставшейся без советников, одинокой, при чьем дворе, расколотом от гнева, вдруг появился прекрасный юноша. Куда еще ей обратиться?

– Не такой уж он и замечательный, – говорю я Томасу Кизу.

Стоит холодный день, и мы устроились у огня в его комнате над водными воротами. Один из его служащих караулит главный вход. Заводной механизм опускающейся решетки на водных воротах находится по другую сторону стены, и никто не может поднять его без разрешения Томаса. Он осторожно достает из раскаленных углей кочергу и опускает в котелок с вином. Шипит кипящая жидкость, комната наполняется запахом подогретого вина с пряностями. Томас наливает по чаше мне и себе.

– Утонченная юная особа, – говорит он. – Но, боюсь, не из тех, кто поступает, как велит Господь.

Это крайнее неодобрение из уст Томаса – моего Томаса, который ни о ком плохо не отзывается. Я смотрю на него поверх чаши.

– Разве? Что вам о нем известно?

Он улыбается мне.

– Я слежу за воротами, – напоминает Томас. – Никто не попадет внутрь незамеченным. Я вижу, кто приходит к нему, – и это не самые хорошие люди. Да и сам он часто навещает моих солдат, – резко добавляет он. – Пьет с ними, когда они не на службе. Больше ничего не скажу, это неподобающе.

Я с изумлением осознаю, на какой позор намекает Томас.

– Раньше вы мне такого не рассказывали.

– Мне не следует говорить об этом, а вам – слушать. Моя невеста не станет распространять сплетни.

Я широко улыбаюсь ему.

– Вы очень высокого мнения обо мне, Томас. Главное платежное средство при дворе – это как раз слухи. Вы только что подарили мне целое состояние.

Он кивает.

– О, я знаю столько подробностей. Целыми днями впуская и выпуская людей, я слышу все, просто ни с кем не делюсь.

– Это хорошо. Окажись вы болтуном, меня бы здесь не было.

Томас качает головой.

– И меня тоже.

– Вы не получали никаких сообщений от сэра Уильяма Петре? Не было вестей о моей сестре? – спрашиваю я.

– Мне известно то же, что и вам: она пала духом, а из Петре, старого больного человека, плохой хозяин. Ему приказано не спускать с нее глаз и не тратить на нее денег. Невесело ей там живется.

В мыслях о Катерине, всегда такой радостной и беспечной, а теперь страдающей в этом бедном доме, я склоняю голову и всматриваюсь в красные угольки, будто желая увидеть в них ее счастливое будущее. Печаль сестры давит тяжестью и на мои плечи, я ощущаю ее острые приступы голода и в своем животе.

– Хорошие времена еще настанут, – подбадривает меня Томас. – А что касается нас… почему бы нам не пожениться, хотя бы тайно, и не быть вместе? Хуже вашей сестре и ее детям уже не будет. А королева так занята делами другой правительницы, что вряд ли побеспокоится из-за нас, что думаете?

Его широкое честное лицо кажется таким теплым в свете огня. Мне надоело отказывать Томасу, надоело опасаться и быть несчастной. Я так устала от роли презренной младшей сестры святой из Таэура и мученицы из Ингейтстоуна, что протягиваю ему руку и отвечаю:

– Хорошо. Давайте хотя бы мы будем счастливы.

Я позволяю себе действовать отважно, потому что значимость моего рода при дворе увеличивается, ведь Елизавета все больше возмущается поведением другой кузины – двуличной католички, старой, раздражающей, тщеславной лицемерки Маргариты Дуглас, которая заслужила все эти оскорбления тем, что с разрешения королевы отправила мужа в Шотландию вместе с миловидным сыном, который теперь приближается к престолу Шотландии и готов занять его.

Проведя несколько дней в дурном настроении и разбрасывая злобные замечания, Елизавета приказывает Маргарите Дуглас оставаться в своих комнатах при дворе и ни с кем не видеться. После недели такого жестокого обращения она подписывает указ о ее аресте. На этот раз леди Маргариту не станут держать в красивом уютном доме, а сразу отправят на барже в Тауэр. Она ни в чем не виновата: просто ее красивый сын уехал в Шотландию и отказывается возвращаться. Против Маргариты не выдвинуто никаких обвинений, да и в чем ее обвинять? Она не замышляла измену, не совершила никакого преступления. Ее заточили в Тауэр только с одной целью: испугом заставить сына прибежать обратно к матери. Маргариту держат там как приманку для Генри.

Однако план не срабатывает. Елизавета недооценивает стойкость своих родственников. Моя сестра, разлученная с мужем и сыном, не станет объявлять одного подлецом, а второго бастардом. Маргарита Дуглас, заключенная в Тауэр, не прикажет своему сыну возвращаться и сидеть в камере вместе с ней. Она обустраивается там и ждет хороших вестей из Шотландии. Естественно, Мария Стюарт не позволит будущей свекрови оставаться под арестом, а французские и испанские послы вряд ли разрешат Елизавете подвергать преследованиям известную католичку. Маргарита Дуглас куда крепче своего нежного супруга и легкомысленного сына, и она готова пережить гонения Елизаветы.

* * *

Королеву со всем двором приглашают на одну из величайших свадеб года: женится Генри Ноллис, сын Екатерины Кэри, кузины Елизаветы и старшей дамы ее опочивальни. Она близкая подруга моей неродной бабушки Кэтрин Брэндон, ведь они обе непоколебимые протестантки и бежали в Европу, лишь бы не жить здесь при королеве Марии. Вернулись в одно и то же время, и Елизавета встретила их с распростертыми объятиями. Конечно же, из-за своей религии они восхищаются моей сестрой Джейн, а я всегда чувствую себя маленькой неудачной копией великой протестантской мученицы. Несмотря на их предпочтения, я считаю этих женщин своими подругами, в особенности бабушку Кэтрин Брэндон, герцогиню Саффолк.