Ковен заблудших ведьм - Анастасия Гор

А уже спустя миг пустыня превратилась в зябкий Вермонт, где все еще правил Рогатый бог. Первым делом я посмотрела на свое запястье: метка снова стала равномерной и целой, такой, какой должна была оставаться до конца моей жизни.

«Останется. Главное, поспеши».

Скрюченные ветви голых деревьев, цепляющиеся за волосы, будто пытались не пустить нас туда, где грохотали стены от демонического воя. Запах гниющих листьев и меди от крови, что лилась вдалеке. Там, в Мохаве, небо напоминало голубой ажур, а здесь – серую могильную плиту, которую вот-вот задвинут. В глубине души я затосковала по теплой духоте ушедшего лета и песку: октябрь в Мохаве не шел ни в какое сравнение с октябрем в Вермонте. Ледяной воздух царапал лицо, пока я бежала за руку с Морган вверх по холму, с трудом узнавая родные края. Меня будто не было здесь целую вечность: внешне ничего не изменилось, но энергия… Энергии стало так мало! Земля всегда кормилась магией ковена, но без Верховной она голодала: желтая трава, безмолвие птиц, трещины в земле, сухой даже в пору осенних ливней.

Пообещав себе, что я больше никогда не оставлю Шамплейн без присмотра, я взлетела на холм. В темных безжизненных окнах метались люди, сыпля проклятиями и заклинаниями. По пятам за ними гонялось нечто, похожее на клубок спутанной кошачьей шерсти, – сгусток тьмы, развевающейся за спиной, как плащ. А под этим плащом, сверкая, играли пальцы-лезвия, роняющие за собой дорожку из капель крови.

Демон в белой шаманской маске со змеиной кожей вместо глаз взревел, и я узнала этот звук, тут же покрывшись мурашками. Исаак, одержимый диббуком, швырнул Тюльпану через весь дом так далеко, что она выбила спиной дверь и покатилась по веранде.

– Сукин сын! – ругнулась она, шмыгнув разбитым носом. Ее волосы, припорошенные костной мукой для парализующих чар, напоминали снег. На кофте и руках красовались симметричные полосы: Исаак, как всегда, рвал на части все, до чего мог дотянуться. – Держи его, Диего!

– Что здесь, твою мать, происходит?!

Тюльпана вздрогнула и обернулась. Уже в третий раз за день я услышала чей-то вздох облегчения:

– Слава Идунн! Одри, твой отец…

Я бросила скрипку, взбежала по ступенькам и просунула голову в дверной проем: снося все на своем пути, Исаак методично громил старинную мебель и сносил одну стену за другой. Сыпалась посуда, падали шкафы и картины. Где-то там же, прямо в эпицентре домашнего смерча, мелькали бирюзовые волосы и слышался отборный мат на испанском вперемешку с латынью.

– Джулиан надел на Исаака проклятые часы?! – ахнула я.

– Нет, он сам их надел.

– На кой черт?!

Но я уже знала ответ. Тогда, в ту ночь, когда заявилась Ферн…

– Исаак хотел быть полезен, – озвучила Тюльпана мою страшную догадку и наклонилась, невозмутимо обвязывая кусок уличной скатерти вокруг посиневшей лодыжки, из которой на веранду хлестала кровь. – Думал, что сможет подчинить себе диббука… Я говорила ему, что это невозможно! Лишь истинное зло способно договориться с другим злом. Ни одному смертному не под силу совладать с демоном. Но когда явился Джулиан… Твой близняшка успел доставить мне немало хлопот. – Тюльпана безрадостно ухмыльнулась, растерев лиловую щеку. Очевидно, синяки и раны на ее теле оставил далеко не один лишь Исаак. – Пока Диего с Морган бегали за Коулом, твой отец решил помочь мне и… В итоге одной проблемой стало больше. Молодец, Исаак! Давно хотела спросить: у вас вся семейка такая интеллектуально одаренная?!

Я бы наверняка оскорбилась, если бы все еще слушала Тюльпану. Вместо этого я лихорадочно вспоминала ритуал, который позволил бы безболезненно снять с Исаака часы, не лишая его второй руки. Воспользовавшись моим смятением, мимо что-то проскочило; что-то маленькое, прыткое и очень самонадеянное, с болтающимся оловянным крестиком на груди.

– Морган, стой!

Я не поняла, кому именно принадлежал этот крик – мне или Тюльпане. Она тоже побледнела, выбросив вперед руку, но не успела перехватить ее. Морган скрылась в гостиной, которую сотрясал голодный рев.

– Морган!

Тюльпана оттолкнула меня, бросаясь за ней. Вместе мы ввалились в дом, перевернутый вверх тормашками, и притаились за дубовой аркой, боясь пошевелиться.

Там, в центре холла, на увесистой хрустальной люстре раскачивалось урчащее существо, опустив свою белую маску к Морган, что стояла внизу. Исаак не двигался, как и она: оба смотрели друг на друга, не дыша. Будто кролик и свирепый хищник, примеряющийся к прыжку, – только кто из них кто?

Руководимая инстинктами, которые мне не было дано понять, Морган запрокинула голову и даже не вздрогнула, когда Исаак, издав булькающий звук, спикировал вниз.

Деревянный паркет пошел трещинами от его веса. Между Исааком и Морган осталось лишь несколько дюймов, отделяющих миловидное румяное личико от уродливой улыбки, прорезанной в маске до самых ушей. Когти-лезвия бряцали, тянясь к ней, но Морган не собиралась отступать. Золото ее души, просвечивающее сквозь кожу, отразилось в матовой черноте бездушных глаз.

И затем что-то произошло – нечто неуловимое, состоящее из чистой и дикой магии без изъяна. Исаак заскулил и рухнул перед Морган навзничь, растекаясь на полу кляксой. Тьма сползла с него пуховым одеялом и обнажила вывернутую руку с механическими часами.

Замочек щелкнул, и стальной браслет расстегнулся, освобождая Исаака от прожорливой сущности. Диббук заполз обратно в свою шкатулку, а Исаак закряхтел, свернувшись калачиком. Его бил озноб, будто после долгой болезни: налившаяся синевой кожа блестела от пота, а вместе с кашлем на паркет брызгала красная слюна.

– Простите, – выдавил он, когда Тюльпана села рядом, пинком отправив часы с диббуком под шкаф, чтобы они затерялись там и не мозолили глаза. – Я не хотел никому навредить… Я хотел как лучше…

– Но получилось как всегда, – хмыкнула Тюльпана. Ее лицо смягчилось, когда Исаака снова накрыло волной крупной дрожи, такой сильной, что та выкрутила ему пальцы, даже металлические. – Вставай. Тебе надо отдохнуть.

Исаак не заметил меня, пребывая в горячке. На полусогнутых ногах, опираясь о плечо Тюльпаны, он доковылял до кухни и свалился где-то там, потянув за собой ворох загремевших кастрюль.

– Caray![11] Теперь понимаю, как чувствует себя Штрудель, бегая от Бакса по всему дому.

Диего вывалился из чулана весь пыльный и взмокший. В одной руке он сжимал кочергу, а в другой – горящий пучок полыни. Все это посыпалось на пол при виде нас. Прижавшись спиной к двери, Диего оттянул ворот дырявой майки, пропуская к пылающему телу прохладный воздух, а затем поднял глаза.

– Морган, я же велел тебе оставаться в Завтра! – воскликнул он драматично, но, немного помолчав, добавил: – Как хорошо, что ты меня не послушалась!

Будто придя в себя, Морган заморгала, завороженно уставившись в пол, где еще недавно тлели сгустки тьмы. Ее магия, движимая одним лишь желанием, напоминала сказочный сон: пробуждаясь от него, Морган даже не всегда помнила, что именно делала. Эта магия будто жила отдельной жизнью, из-за чего часто оборачивалась такими последствиями, которые юной девочке было не просто расхлебать.