Перекати-поле - Лейла Мичем

Когда Деке был уже у двери, его вдруг осенило, да так, что от волнения задрожали ноги. Боже, благослови Америку! Он нарушил главное правило полицейского: ничего не строить на предположениях. Он вернулся за стол и принялся рыться в ящиках, пока не нашел телефонный справочник округа. Фамилию человека, с которым они пересекались во время прошлого расследования этого дела, он точно не помнил, только первую букву, но надеялся, что вспомнит, когда увидит ее в списке абонентов на букву «П». Может быть, он до сих пор живет в Дэлтоне. Ах да, ну конечно, вот и он: Мартин Пиблс, руководитель оркестра школы Дэлтона. Деке помнил этого жеманного молодого человека, занятого исключительно собственной персоной и явно обиженного, что приходится тратить свое драгоценное время на всякие там допросы. Удача продолжала улыбаться Деке. После бесконечно тянувшихся шести звонков в трубке Мартин Пиблс наконец ответил и очень долго расспрашивал его, стараясь убедиться, что Деке действительно тот, за кого себя выдает, тратя уже драгоценное время бывшего шерифа, которого и так было слишком мало. И все-таки Деке удалось переключить внимание Пиблса на интересующий следствие день.

— Хм-м, четвертое ноября… Да, я хорошо помню тот день.

— Вы не скажете, был ли Донни Харбисон на репетиции марша вашего оркестра после школы? Я знаю, что на вашем последнем уроке он был, потому что в журнале нет отметки о его отсутствии. Но присутствовал ли он на репетиции марша?

— Одно уточнение, мистер Тайсон, — ответил Пиблс. — Донни не был на последнем уроке.

Деке с силой сжал телефонную трубку.

— Что? Но ведь отметки о его отсутствии нет. Вы в этом уверены?

— Конечно, уверен. Дату рождения собственного ребенка вряд ли забудешь. В тот день мою жену забрали на преждевременные роды, и я на последнем уроке не был, оставив ребят на попечение своего помощника из числа учеников, а старшеклассников отпустил, отменив репетицию марша.

— Почему же вы не дали мне эту информацию тогда, когда я вас об этом спрашивал? — взорвался Деке.

— Потому что, шериф, вы спрашивали меня об этом не так. Я думал, что вы хотите узнать, не прогуливает ли Донни репетиции оркестра, и я ответил вам, что он не пропустил бы их ни за что на свете.

Деке рухнул в кресло, так что из груди вышибло дыхание. Ну вот и отсутствовавшее звено. Последний фрагмент он получит сегодня, а потом побеспокоит Чарльза и Рэнди в пятницу вечером, как бы им ни было досадно, и настоит на встрече с ними в криминалистической лаборатории Амарилло. Он не успокоится, пока отпечатки «Y» из коробки с вещественными доказательствами не будут сравнены с отпечатками, которые добудет сегодня вечером. Ему было печально это сознавать, но он был уверен, что в результате его усилий будет поставлен на место последний фрагмент этой головоломки.

Кэти бросила взгляд в зеркало и натянула ярко-синий, в тон ее сарафану, кардиган. Трей любил, когда она одевалась в синее. Она снова посмотрела на часы. Уже половина шестого. Наконец-то! Время идти. Ей казалось, что этот момент вообще никогда не наступит, но она должна быть уверена, что Джон сейчас по пути на мессу и не увидит ее, когда она приедет в Дом Харбисонов, чтобы поговорить с Треем. Кэти рассчитывала, что в доме в это время будет относительно спокойно, поскольку Лу и большинство детей тоже отправятся на мессу. Передняя дверь у них никогда не запиралась, пока не приходило время укладываться спать. Если Бетти в кухне, а дети смотрят телевизор в комнате, у нее будет возможность потихоньку проскользнуть внутрь и, поднявшись по лестнице в комнату для гостей, выполнить задуманное так, чтобы ее никто не видел и не слышал. Потом, когда Трей исчезнет, никто не сможет рассказать Джону, что она была здесь, если только не заметят ее машину перед домом.

«Тени старых грехов… Они преследуют только хороших людей, — подумала она. — Людям безнравственным удается от них скрыться. Но только не в этот раз». Кэти верила, что ей удастся убедить Трея Дона Холла уйти из жизни с грехом на совести, в котором он приехал покаяться.

Тем временем Трей находился наверху, в комнате Джона. Он сидел за письменным столом и смотрел на цветок жасмина, выпавший из кармана рубашки, когда он вынимал чек Деке. Он взял стоявшую в держателе ручку и расписался на обратной стороне чека, добавив к нему записку: «Это для детей. Я ухожу, Тигр. Я передумал и решил ничего этого не затевать. Верю, что ты будешь хранить молчание, как делал это всегда. Убереги мое имя от унижения. Буду благодарен, если ты помолишься за меня. Люблю тебя до последнего. Трей».

Сверху записки он положил цветок жасмина. Он уже увял, и от всего его былого совершенства осталось только нежное благоухание. А что останется от него, когда он умрет?

Ни с кем не попрощавшись, он отъехал от дома Харбисонов. Солнце уже село, оставив на небе пурпурные, оранжевые и желтые полосы заката, живописностью которого всегда славились эти места. Он уже успел забыть великолепие июньских заходов солнца в «Ручке сковородки», величавую тишину прерии в конце дня. В детстве в такие часы на него накатила бы унылая грусть, если бы рядом не было Джона и Кэти.

Медленное угасание дня наводило на раздумья о том, сколько времени ему осталось, но мысль о приближающейся смерти на этот раз не вызвала обычной удушающей паники. Он был спокоен и доволен; похожее чувство глубокого удовлетворения Трей испытывал только в те моменты на футбольном поле, когда, вопреки командам тренера от кромки поля, он вдруг предпринимал неожиданный и правильный ход. Один из таких трюков его мозг выполнил и сейчас, а в памяти всплыл эпизод, имевший место в игре на втором году его пребывания в Майами.

Шел четвертый даун, команда Майами была на линии шести ярдов, а до конца матча оставалось семь секунд. «Ураганы» взяли свой последний тайм-аут, чтобы обсудить план действий в этот решительный момент. Он с тренерами совещался у бровки, и от их совместного решения зависела судьба всего сезона и надежд на национальное первенство. Координатор линии нападения предлагал комбинацию «двойной стык 76», главный тренер — «парус на большой волне 62». Сошлись на 76. Трей вернулся к команде, так и не убежденный в правильности этого решения. Парни смотрели на своего квотербека, и по их взглядам он чувствовал, что они верят в него. Он прислушался к собственному внутреннему голосу и, повинуясь интуиции, выбрал другой ход, благодаря чему они выиграли.

Точно так же он поступил и сегодня. Последний розыгрыш мяча в игре — и он выбирает не тот ход, который должен бы сделать согласно обычной логике и своим интересам. Да, он не мог подставить своего лучшего друга, не мог позволить, чтобы в его последней битве пострадал Джон. Он должен умереть без какого бы то ни было искупления своей вины, которое надеялся заработать, признавшись Харбисонам в том, что когда-то сделал. Их боль, их сломленность все эти годы были ужасны, но он не имеет права забрать у них и второго сына. Лучше он будет гореть в аду, чем разрушит жизнь Джона и его замечательную работу ради спасения своей пропавшей души. Вернувшись в Карлсбад, он заберет письмо, которое адвокат должен отослать после его смерти. Письмо было составлено до того, как он принял решение лично приехать в Керси и ответить за содеянное, а уже потом искать прощения. Но теперь он не мог рисковать, не мог навлечь опасность на Джона.