Пастухи на костылях - Вадим Еловенко

— В Японию. Стоит под арестом. — Недовольно отозвался тот, но успокоил всех: — Вернут через неделю. Вместе с экипажем. В политическом убежище им отказано. Японцы рассчитывают на нашу помощь в нефтяном вопросе вот реверансы и отпускают. Так что этот пример другие за собой не потянет. На флоте, да и в армии четко выражено осуждение этого побега. Родина в опасности, а они бегут!

— Вернуться, провести расследование и виновных расстрелять. — Спокойно сказал Илья, отпивая чай.

Сергей скептически на него посмотрел и сказал:

— Нельзя.

— Почему это? — Удивились многие из собравшихся.

За Сергея ответил Илья:

— А Серега у нас гуманист, понимаете ли. Он еще не выкинул из головы всю ту чушь, которую ему туда вкладывали на протяжении всей жизни. Он всерьез думает, что гуманизм сутью своей отличительная черта человека. Он просто не знает, что те, кто больше всего кричат о гуманизме в этом мире самые циничные убийцы. Американцы собственным гуманизмом и своих и чужих мочат направо и на лево по всему миру. Британцы гуманнее некуда с удовольствием делают тоже самое. Человеколюбивый Китай, осуждающий чужую агрессию в мире с не меньшей любовью к людям продолжает стрелять своих оступившихся сограждан. Так что не рассказывай нам, что мы должны жалеть предателей родины. А ведь они именно такие. Будет следствие. Виновные пойдут строем на Страшный Суд, так как для нас они опасны.

Сергей поглядел в лица собравшихся и не увидел ни одного возмущенного такими заявлениями человека. Все были согласны. Все были «за». Вскинув в удивлении брови, Сергей предпочел отмолчаться. Его эта пренебрежительность человеческими жизнями уже несколько притомила. Сегодня они этих расстреливают. Завтра в борьбе за власть друг друга к стенке поставят…

Закончили собрание только поздно ночью. Обговорили, кажется, все вопросы насущные и все равно отпустив всех по домам Богуславский потребовал что бы Сергей остался. Грустно вспомнив, что он не виделся с Ольгой уже пару дней как уехал на заседание, Сергей вздохнул и пошел наливать себе сам кофе. Ему справедливо казалось, что опять разговоры затянутся до самого утра.

— Может так случиться, — сказал Богуславский, когда Сергей вернулся в гостиную, — что мы не удержим власть. Это не сегодня не завтра. Через пару лет, когда нам будет собственно нечем выполнять свои социальные обязательства, может начаться полномасштабная революция. Это мне сегодня с утра из института развития новые файлы скинули. И если мы не разберемся с Владимиром, то вероятнее всего он и придет к власти. На данный момент он самый популярный из наших оппозиционеров. Своих сил у него не много максимум тысяч тридцать… но у него миллионы сочувствующих, и тысячи активно помогающих. Они не знают кто и что он на самом деле. Он давно стал некой легендой. И эта легенда значительно отличается от него реального. Помнишь, я раньше был против его устранения, но сейчас… Сейчас у нас не легкий выбор или уничтожить его, или договорится с ним, или проиграть в ближайшей перспективе. Уничтожить у нас уже не получается, как мы видим с первой попытки. И не только у нас, как я понимаю. Договариваться с ним страшно. Любая его легализация в нашей стране приведет только к тому, что сторонников у него появится значительно больше. Я хочу знать твои мысли по этому поводу.

Сергей, отпивая кофе, ответил не сразу. Он посмотрел на портрет товарища Маркса на стене и сказал, словно общался с классиком теории социальной справедливости:

— Я давно говорю, что его надо задержать. Но уничтожать и делать из него липового мученика за Русский народ, по моему мнению, несколько глупо. А договариваться с ним и правда нельзя. Ты же помнишь его. Он фанатик. Таких договоры не сдержат ни на миг. Надо будет и он через наши трупы спокойно переступит. Как, впрочем, и ты через его. Два сапога пара.

Илья прошелся по гостиной и стоя у окна с пуленепробиваемыми стеклами сказал:

— Он к тебе очень хорошо относится. Считает близким другом. Он не знает что именно ты противостоял ему там в городе… когда его чуть не убили.

Настороженно поглядев на Илью, Сергей с подозрением спросил:

— И? Я не понял, что ты этим хочешь сказать?

Богуславскому не легко давались слова, он, наверное, просто не мог подобрать тон каким надо делать такое «заманчивое» предложение.

— А ты не хочешь с ним встретиться просто пообщаться? Узнать о чем он думает что готовит… Какие сюрпризы от него ждать?

Сергей отставил кофе, чтобы не поперхнуться. Глядя возмущенно на Илью, он спросил:

— А тебя он считает зачинателем всей этой революции и тоже относится к тебе с полным уважением! Может, ты с ним хочешь пересечься?

Хмыкнув, Илья сказал:

— Пуля это будет верхом его уважения ко мне. Хотя. Я вроде трусом никогда не был. Почему нет? Надо попробовать послать ему приглашение.

Сергею пришлось напомнить:

— Вовка не тот человек, что пойдет на контакт. Уже видели. Да и советник у него не идиот. Не допустит этой встречи.

Илья повернулся к Сергею с немым вопросом, мол, а есть варианты? Сергей, без слов поняв товарища, отвернул взор снова на Маркса.

— Зачем тебе этот портрет? — Спросил Сергей, который, как называется, перенял привычку задавать сбивающие с мысли вопросы у Ильи. — Ты же вроде не марксист.

Илья подошел к портрету и, поглядев на него, признался:

— Сижу, изучаю. Повесил портрет, что бы понимать какой человек это писал. Именно так и надо делать. Физиогномика многое говорит о человеке, а вкупе с его мыслями, изложенными на бумаге, говорит абсолютно все.

— И что они тебе говорят? — Усмехнулся Сергей.

Улыбаясь, Илья поглядел на часы и сказал:

— Что все-таки пора разбегаться раз ты не хочешь совершить подвиг в пользу отечества. Вали домой, Ольге привет.

Они расстались и Сергей даже кофе допивать не стал, так хотелось невыносимо домой и в постель. На улице, сев в служебную машину и сказав куда ехать, он закрыл глаза и стал рассуждать, по возможности не сбрасывая со счетов и, правда, хорошего отношения Владимира к нему. Что даст эта встреча? Что она вообще может дать? Неужели Владимир и правда раскроет свои планы и намерения перед ним — советником Диктатора. В сомнении хмурясь, Сергей подумал, что, конечно, было бы глупо не попробовать встретиться, но будет еще глупее, если эта встреча будут иметь фатальные для него последствия. И страх тут действительно не при чем.

Вспоминая первого офицера Владимира, Сергей думал о нем, как о злом джине, выполняющем все прихоти не менее злого молодого парня мечтающего только о власти ради власти. Ведь даже толком программы действия у Владимира не было. Была бы, так давно можно было сторговаться. А он ведь и впрямь как Гитлер без планов. «Нас все упрекают в отсутствии программы…» Ту же знаменитую речь до запятой мог бы произнести и сам Владимир. И был бы тот же эффект ликующего стадиона. А Наполеон? От республиканца до императора. У него ведь тоже не было ни четкого плана развития страны, ни хотя бы более-менее перспективных наработок для дальнейшей мирной жизни. Ему нужна была власть и только. Как наркоманы какие-то, сокрушался Сергей со вздохом. Даже Сталин и тот хотя бы представлял, что он хочет и куда ведет страну. Но вот Ленин?… Эти шараханья от революции до НЭПа. Тоже видать ничего не понимал, что нужно и как этого добиться. Сергей поглядел на проносящиеся за окном темные деревья и пришел к простому для себя выводу. Все эти люди просто больные на голову. И самое интересное, ему, историку, это многое объяснило в их поведении. Он вдруг с улыбкой подумал, ну разве хотя бы теоретически можно объяснить, зачем власть шизофреникам? Нет, она для них просто самоцель. А значит, и гадать не надо. Их лечить надо. Дарить им наборы оловянных солдатиков и оставлять на пару с таким же больным человеком играться в них. Но не убивать… больные люди, жалко все-таки. А раз так.