Ирландия - Эдвард Резерфорд

И казалось, Бог вознаградил его за это. Кроме большого поместья в Фингале, он владел и другими землями; у него была чудесная жена. Но потом их единственный сын Харольд тоже отправился в паломничество и не вернулся. Вот уже пять лет от него не было никаких вестей, и несчастные родители с болью в сердце признали, что больше никогда не увидят его. Возможно, чтобы возместить эту горькую утрату, Айлред и его замечательная жена основали больницу на принадлежащей им земле сразу за городскими воротами, там, где древняя Шлиге Мор подходила к Дублину с запада. В паломничестве Айлред часто видел такие места, где больные могли найти заботу, а уставшие путники – приют, но в Дублине ничего подобного до сих пор не было. Теперь они с женой проводили там много времени. Айлред назвал больницу в честь святого Иоанна Крестителя.

Но, несмотря на их новые заботы, Уна догадывалась, что Айлред и его жена очень одиноки. Вероятно, именно это чувство, вкупе, разумеется, с их природной добротой, и заставило их предложить отцу Фионнулы помощь, когда тот однажды пожаловался на трудности с дочерью.

– В больнице у нее будет много хлопот, – пояснил Айлред. – А она будет нам как дочь.

На том и порешили. По субботам Фионнуле разрешалось возвращаться в родительский дом и проводить с ними два дня, но с понедельника по пятницу она должна была жить с Айлредом и его женой и помогать им в больнице.

Все шло прекрасно примерно неделю.

Уна отлично помнила тот день, когда Палмер пришел повидать ее отца. Фионнула тогда провела в больнице всего неделю.

– Девочке скучно с нами, стариками, – сказал Палмер. – Вот если бы у нее появилась подружка-ровесница, только рассудительная, чтобы помогла ей образумиться.

Почему все вечно называли ее рассудительной? Уна об этом знала и даже соглашалась с этим. Но почему? Была она такая от природы или причина в ее семье? Когда ее старшая сестра умерла, братья были совсем маленькими, и Уна знала, что родители надеются на нее. Ей даже казалось, что в некотором смысле отец всегда нуждался в ней больше, чем в других.

Кевин Макгоуэн, серебряных дел мастер, был не слишком силен. Маленький, тщедушный – посмотреть не на что. Да еще его лицо… Когда он сильно сосредоточивался на работе, то непроизвольно кривился, и от этого один глаз будто становился больше другого. У него появлялось такое выражение, словно он страдает от боли, и Уне казалось, что так и было на самом деле. Однако в этом хрупком теле жила пылкая душа.

– Твой отец – необычный человек, он романтик, – как-то раз сказал Уне один его друг. – Жаль только, силенок у него маловато.

Другие тоже это видели. И высоко ценили его как непревзойденного мастера своего дела. Девочке нравилось наблюдать за отцом, когда он работал. Его пальцы, тонкие и костлявые, как и все тело, как будто обретали новую силу. А сияющие глаза на перекошенном от напряжения лице непостижимым образом вдруг превращали его в совершенно другого человека, утонченного и возвышенного, словно в такие минуты сама его прекрасная душа представала во всей своей красоте. Не замечая, что дочь наблюдает за ним, он продолжал самозабвенно работать, а девочку переполняла любовь к ее такому маленькому и такому хрупкому отцу, которого хотелось защитить.

Макгоуэн. За многие поколения древнее родовое имя постепенно изменилось. И хотя некоторые писцы до сих пор могли записывать его на старый лад: Макгоибненн, теперь оно чаще звучало как Макгоуэн.

В последние годы отец Уны много работал и даже обеспечил своей семье некоторый достаток. За пределами Дублина люди продолжали измерять свое богатство количеством скота. Но богатство, накопленное Кевином Макгоуэном, заключалось в небольшом запасе серебра, который он хранил в маленьком ящичке.

– Если со мной что-нибудь случится, – говорил он Уне со спокойной гордостью, – это поможет семье выжить.

Он очень заботился о своей семье.

На месте старой церкви в центре Дублина, которой через несколько лет после битвы при Клонтарфе был присвоен статус собора, теперь стояло совершенно новое величавое здание. В Западной Европе в моду вошел легкий и изысканный готический стиль в архитектуре, однако в Ирландии старый романский стиль, с его монументальностью, высокими глухими стенами и могучими арочными сводами, по-прежнему оставался популярным, и кафедральный собор в Дублине был прекрасным тому подтверждением. Величественный и основательный, он возвышался над всем этим небольшим городом. Официально он назывался церковью Святой Троицы, но все называли его церковью Христа. Именно туда, в церковь Христа, Кевин Макгоуэн по меньшей мере раз в месяц приводил свою дочь.

– Это подлинный крест, им крестили нашего Спасителя, – обычно говорил он, показывая на маленький деревянный крест, заключенный в золотой футляр. Церковь Христа вообще славилась своим собранием реликвий. – Здесь еще есть кусочек креста святого Петра, клочок облачения Богородицы, а вон там – обломок яслей, в которых лежал новорожденный Христос.

В соборе даже хранилась капля благословенного молока Девы Марии, того самого, которым она кормила Младенца Иисуса.

Но больше, чем все эти священные предметы, люди почитали два других сокровища, и каждый, кто приезжал в Дублин, спешил их увидеть. Первым было большое распятие, которое, подобно некоторым древним языческим камням былых времен, могло иногда говорить. Но самым главным сокровищем был прекрасный посох, который, как гласила легенда, некий ангел передал святому Патрику от самого Иисуса Христа: знаменитый посох Спасителя – Бачал Изу. Он хранился в часовне на севере Дублина, но по особым случаям его переносили в церковь Христа.

Пока девочка с благоговением взирала на все эти чудеса, отец всегда говорил ей:

– Если когда-нибудь город окажется в опасности, Уна, мы отдадим наш тайный ящичек монахам этого собора. Под их присмотром он будет в такой же безопасности, как все эти реликвии. – И отца, и дочь успокаивала мысль о том, что их скромное земное сокровище может быть защищено хранителями подлинного креста и Бачал Изу святого Патрика.

Уна знала, что ее отец всегда помнит о том ящичке с серебром, как о неком талисмане или амулете пилигрима.

Теперь у отца появился помощник, а у матери – английская девушка-рабыня для работы по хозяйству. Братья подросли; к счастью, они были здоровы и полны энергии. Поэтому она вполне могла позволить себе три дня в неделю оставаться в больнице Айлреда Палмера, которая находилась всего в нескольких сотнях ярдов от ее дома. И вскоре Уна стала уходить туда по понедельникам и возвращаться домой только в пятницу. А поскольку Фионнула должна была проводить субботу и воскресенье с родителями, Палмеру и его жене приходилось присматривать за ней только один раз в неделю, и они храбро заявили, что ничего страшного в этом нет.

Они были чудесной парой: высокий рыжеволосый норвежец и его тихая заботливая жена. Уна предполагала, что потеря сына Харольда оказалась слишком тяжелым ударом для них обоих, поскольку они никогда о нем не упоминали. Но однажды, когда они складывали одеяла в больнице, жена Айлреда мягко улыбнулась Уне и сказала: