Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

В своем первом послании У. Черчиллю от 18 июля 1941 года, в самый разгар немецкого наступления, И.В. Сталин убеждал английского премьер-министра в том, что для Советского Союза граница 1940 года абсолютно необходима. Констатируя боевые успехи немецких войск, Сталин писал: «Можно представить, что положение немецких войск было бы во много раз выгоднее, если бы советским войскам пришлось принять удар немецких войск не в районе Кишинева, Львова, Бреста, Белостока, Каунаса и Выборга, а в районе Одессы, Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда».

Вернувшись из Москвы после пребывания там в декабре 1941 года, Иден (по сведениям советской разведки) сообщал: «Сталин не подписал бы никакого документа, в котором не признавались бы включения прибалтийских государств». По словам источника разведданных, Иден сослался на Атлантическую хартию 1941 года, в которой содержалось обязательство стран антигитлеровской коалиции не расширять свои территориальные владения, но, по словам Идена, «Сталин отнесся к этому не слишком серьезно». Иден замечал: «Действительно, это не слишком серьезный вопрос. Да и мы не захотим в будущем ссориться с русскими в отношении границ, необходимых для их безопасности». В своем секретном меморандуме от 28 января 1942 года Иден отмечал, что в ходе переговоров с ним Сталин решительно требовал признания советских границ 1941 года. Ответ на это требование Иден ставил в зависимость от того, с какими итогами завершит войну СССР.

Иден писал: «Если поражение германских армий состоится главным образом благодаря действиям советских войск и до того, как полностью развернется военная мощь Великобритании и США, то позиция России на Европейском континенте будет неприступной. Русский престиж будет настолько велик, что облегчит установление коммунистических правительств в ряде европейских стран, и, естественно, Советский Союз соблазнится вести работу в этом направлении. Больше того, русские смогут тогда забрать с германских предприятий оборудование, в котором они будут нуждаться для восстановления своей промышленности, не считаясь с нуждами Великобритании и США. В результате Советский Союз может стать совершенно независимым от той помощи, за которой при других обстоятельствах он был бы вынужден обращаться к нам и Америке, и не захочет больше приспосабливаться к той политике, которую Англия и Америка могут пожелать вести. Эта возможность сама по себе является доводом за установление тесных отношений с Советским Союзом уже сейчас, пока его политика еще расплывчата, чтобы оказать максимальное влияние на формирование его политики в будущем».

Иден рассматривал и другую возможность: «Если Россия будет окончательно истощена войной, тогда, нуждаясь в англо-американской помощи для восстановления страны, Сталин будет вынужден хотя бы временно придерживаться наиболее приемлемой политики, при таком менее монопольном положении СССР. Если бы мы могли быть уверены, что события развернутся именно таким образом, то можно было бы сказать, что на этой стадии нам не нужно идти на уступки и жертвы, и считать, что мы сможем добиться того, чтобы Сталин неизбежно равнял свою политику по политике Великобритании и Америки, ибо в конце войны он зависел бы от этих двух стран. Но очевидно, что мы не можем рисковать, рассчитывая на это, и благоразумие требует, чтобы мы в наших планах исходили из предпосылки, что если мы хотим сотрудничества с русскими после войны, то должны быть готовы сделать для них эту политику выгодной… Мы… должны уже сейчас проводить ее, не дожидаясь окончания войны».

Обращаясь к вопросу о судьбе прибалтийских республик, Иден писал: «С чисто стратегической точки зрения как раз в наших интересах, чтобы Россия снова обосновалась в Прибалтике, чтобы иметь возможность лучше оспаривать у Германии господство в Балтийском море, чем она могла это делать с 1918 года, когда для доступа к Балтийскому морю имелся только Кронштадт». Однако Иден тут же оговаривался: «Конечно, нельзя делать Сталину эту или другую уступку без того, чтобы не требовать соответствующей услуги за услугу».

Иден предупреждал: «На практике будет трудно согласовывать англо-русское сотрудничество с американским». Он замечал, что США будут выступать против признания советских границ 1941 года под предлогом их несоответствия принципам Атлантической хартии.

Однако Иден считал, что США имеют глубокую заинтересованность в том, чтобы сотрудничать с СССР, а потому могут закрыть глаза на положения Атлантической хартии об отказе от территориальных изменений стран — участниц антигитлеровской коалиции. Он напоминал: «Русские могут оказать Америке ценную помощь в предупреждении возрождения японского милитаризма на Дальнем Востоке». Иден прямо указывал на связь признания западных границ СССР с ходом Второй мировой войны: «Наш ответ на требование Сталина может при известных обстоятельствах повлиять на решение русских объявить войну Японии или воздержаться от этого».

В случае отказа США признать советские границы 1941 года Иден предлагал СССР ряд компромиссных решений. Он считал: «Любое предложение, которое мы сделаем, должно базироваться на требовании русской «безопасности», к которой Советский Союз стремится с 1917 года (то есть создания такого стратегического положения, которое помогло бы Советскому правительству довести до конца социальное и экономическое устройство внутри России, не боясь иностранной интервенции и войны), исходя из чего мы могли бы предложить Сталину по крайней мере две альтернативы: а) Русские базы в прибалтийских государствах… б) Установление Советским правительством контроля над внешней политикой и обороной в прибалтийских государствах».

Иден особо оговаривал «вопрос о Литве». Он замечал, что «польское правительство высказало желание, чтобы мы не вступали ни в какие переговоры относительно будущей передачи Литвы Советскому правительству, не посоветовавшись с ним, и надо полагать, что в его намерения входит создание польско-литовского союза после войны». Хотя Иден признавал несовместимость польских планов ни с советскими требованиями признания границ 1941 года, ни с английским предложением об установлении советского контроля над обороной и внешней политикой прибалтийских республик, он исходил из того, что Сталин будет настаивать на принятии линии Керзона как польско-советской границы. А в этом случае Польша лишалась бы общей границы с Литвой. Общая польско-литовская граница, замечал Иден, станет возможной лишь в том случае, если Польша «получит от Советского Союза границы с Россией значительно восточнее линии Керзона или же разрешение аннексировать Восточную Пруссию».

В донесении советской разведки из Лондона от 1 апреля 1942 года сообщалось, что «Иден якобы высказался в пользу признания за СССР границ 1941 года, но встречает оппозицию в аппарате МИДа». В связи с предстоявшими англо-американскими переговорами по поводу советских границ, которые должны были вести в Вашингтоне заместитель Идена Галифакс и английский посол в США Вайнант, сообщалось: «Иден надеется, что Вайнант добьется согласия США с советскими требованиями, но сомневается, окажет ли ему в этом поддержку Галифакс. Полагают, что Черчилль вряд ли пойдет на то, чтобы удовлетворить советские требования без согласия США. Против признания советских границ 1941 года в США возражают реакционные круги в промышленности и госдепартаменте. Рузвельт якобы также относится к этим предложениям довольно враждебно. 14 марта редакциям всех английских газет был якобы разослан циркуляр цензуры, запрещающий упоминать о переговорах в США по поводу судьбы прибалтийских стран. Это запрещение мотивируется тем, что определенная часть американской прессы может использовать комментарии англичан по этому поводу как доказательство наличия давления США со стороны британского правительства».