Слово - Сергей Алексеев

Посидел он на берегу, послушал, как журчит весенняя вода, как обрушивается яр, подмытый в глубине, и подался назад. От одежды лохмотья остались, босой, лицо ободрано, пальцы кровоточат. Наконец узнал место: в пятнадцати верстах от Останина оказался…

Люди потом говорили, дескать, провела тебя молдаванка: пока в ссылке была — пристроилась к мужику, чтобы нужду не терпеть, а срок вышел, и бросила. Зачем был ты ей, дремучий лесной человек, когда она к другой жизни привыкла? Он не верил и ждал. Но прошел год, другой, третий…

Видно, яблочки молдавские слаще лесной жизни.

…На заимку Петровича они пришли на закате. Успокоившийся мерин оглядел мутным взглядом белоствольные березняки, покосившуюся избу, разрушенное подворье и знакомым путем отправился в стайку. Там он протиснулся в ворота и лег, по-собачьи положив голову к передним ногам.

Петрович поднялся на крыльцо, дернул на себя дверь и остановился.

— Слушай, паря, а ты смеяться над книгами не будешь? — спросил он. — Я хоть и немоляка, но книги-то жалко… Старики мои наказывали беречь, не выбрасывать и в плохие руки не давать.

— Петрович… — сиплым от усталости и волнения голосом протянул Иван, однако старик не дослушал. Перешагнул порог избы и остановился, привалившись плечом к косяку…

В отделе редких книг и рукописей публичной библиотеки Анне и в голову бы никогда не пришло, что культуру иногда нужно защищать, как и свободу, — с оружием в руках.

Эх, не зря Никита Страстный, говорят, ездил всюду с маузером! Вот бы и ей тоже маузер или, на худой случай, ружье какое-нибудь.

Когда пришли на берег озера, Леонтий осмотрелся: Марья Егоровна была далеко, двое других покосников, сгребающих сено, едва виднелись сквозь осоку.

— Ишь, народу-то на лугах — никого, — сказал Леонтий. — Вёдро, убирать бы надо, а они и не думают. Дождя ждут, что ли…

Он примостился на кочке, зачерпнул в шляпу воды, напился и, утирая усы, проговорил:

— Холодная водичка… Видно, озеро глубокое, с ключами. В таком нырять нельзя. Нырнешь — судорогой сведет, и все… Ты садись, красавица, садись. В ногах правды нет.

— Змей боюсь, — сказала Анна. — Некоторые змеи тут кусаются…

Он понял намек, сверкнул глазами и, выплеснув воду, натянул шляпу на голову.

— Что за нужда привела тебя, девонька, в края-то наши? — не теряя самообладания, спросил Леонтий. — Что за интерес такой?

— Сено вот косим с Марьей Егоровной, — ответила Анна. — Чтоб коровку зимой кормить.

— Нанялась, что ли? — прищурился Леонтий.

— Нанялась.

— А расчет чем берешь? Деньгами или…

— Добрым словом.

— Откуда будешь, красавица такая?

— С кудыкиной горы. Из-под пня осинового, из мышкиной норы.

Леонтий улыбнулся, огладил бороду и пошевелил плечами.

— Гляди-ка, печет и печет! — озабоченно сказал он. — И у воды спасения нет.

«В Бангладеш все колодцы пересохли, — вспомнила Анна. — Людей жажда обуяла».

Произнесенная Леонтием последняя эта фраза сразу и накрепко связала его с егановским кержаком Власовым. Теперь Анну мучил вопрос: был ли Леонтий в Еганове после ее неудачного визита к Власову? Если был, то теперь он имеет полное представление об экспедиции. Если нет, то можно еще поморочить ему голову, ввести в заблуждение, а самой тем временем немедленно ехать в Eганово. Теперь сомнений не было: книги у Власова есть, только принадлежат они наверняка Леонтию! Ведь спрашивала-то она о власовских книгах! А у Власова своих книг нет, и он не врал, рассказывал про свою мать и гармонь.

— А где мужик-то твой? — вдруг спросил Леонтий. — Давно его не видать…

— Во-он там, за кочкой сидит, — сказала Анна, указывая вдоль берега. — Взял ружье и сел. Говорит, может, утку подстрелю, к обеду… Ваня! — Она помахала рукой. — Не убил еще?

Леонтий громко расхохотался и сбил шляпу на землю.

— Веселая ты, девка! Коли не было бы у тебя мужика — посватался бы.

— Это мой брат, не муж, — сказала Анна. — Так что присылайте сватов. Но я подумаю, пойти — не пойти…

— Не-ет, — протянул Леонтий, — мне больше по нраву скромные девки, деревенские. А ты, видно, городская, ученая, из какой-нибудь академии…

«Все, — подумала Анна. — Он был у Власова. Только Власов знает, что я из академии…»

— Да мне и вера не позволяет на мирской девке жениться, — серьезно сказал Леонтий. — А вера наша крепкая, серьезная… Я вот побеседую с тобой, потом грех замаливать стану.

— Нас ведь никто не видит, — сказала Анна. — Никого же нет вокруг!

— А совесть-то моя со мной, — улыбнулся он. — И Бог все видит…

Анна еще раз отметила: играет кержака он превосходно, однако только играет и выдает себя за другого человека. Кто же он на самом деле?

— Ладно, девонька, ты скажи мне, что тебе надо от кержаков? Может, я чем помогу? — неожиданно предложил Леонтий. — Слышал, ты книгами интересуешься, читаешь хорошо.

— Ничего мне от них не надо, — отмахнулась Анна. — Поживем в Макарихе с братом, отдохнем от городской суеты да уедем.

— А где же книги выучилась читать? — не отставал он. — В академии?

— В академии, — согласилась Анна.

— Так я тебе могу дать книг, — сказал Леонтий. — У нас заповедь есть: дай жаждущему. А что не дать, коли охота к чтению есть. Я вот тоже книги люблю.

— Что вы, не нужно, — запротестовала она. — Вы их сами читайте. Мы же неверующие.

— Чудная ты, красавица! — засмеялся Леонтий. — То сама ходишь просишь, то дают тебе — отказываешься… Ты не отказывайся, когда дают. От чистого сердца, жертвую. — Он посерьезнел, расправил шляпу. — Есть у меня тут четыре книги. Старинные, поморские. Местные братья мои дали. Возьми, сказали, Леонтий, мы их не читаем, а ты человек книжный. Я взял. А теперь думаю, уходить мне надо скоро, в другие места подаваться. Там братья и сестры ждут. Назначение у меня такое… Книги-то тяжелые, большие, на себе не унести, назад отдавать нельзя — пожертвовали… Так что, девонька, не отказывайся, возьми. Вдвоем-то с братом унесете, а можно подводу нанять в сельсовете. Вам подводу дадут.

— Почему вдруг такая щедрость? — спросила Анна, застигнутая врасплох настойчивым предложением. «Что делать? Брать? Отказаться?..»

— Мы заповедь исполняем, — объяснил Леонтий. — Жаждущему слова Божьего — дай. — Он помолчал. — Видишь, девонька, жизнь-то нынче такая пошла, что крепкой веры не стало, старообрядчество исчезнет помаленьку. Не стану от тебя скрывать… Нам-то очень интересно, когда молодые к вере нашей тянутся, к книге. Вот и не пропадет Божье слово. Твое сердечко тронет брата твоего — глядишь, и сохранится вера… Возьми книги. Возьми и уезжайте из Макарихи с Богом. Народ вас смущается… А вам нельзя вмешиваться в дела религии и верующих оскорблять.