Последняя игра - Алексей Рыбин

Настя не хотела думать ни о бизнесе своих друзей, ни о своем участии в нем – научаствовалась, пора и честь знать, пора и для себя пожить спокойно…

Не хотелось ей думать ни о бывших одноклассниках, ни о музыкальных магазинах, что были во второй ее жизни, которая все глубже и глубже затягивала Настю в мир криминального Питера, где она плавала как рыба в воде.

Единственный человек, с которым она хотела бы встретиться сейчас, был, как ни странно, этот смешной парень, Санек.

Она его так и не видела. Тогда, вечером, в квартиру ворвался невесть откуда взявшийся Андрей, весь какой-то помятый, вымотанный до предела, с ввалившимися глазами, расцарапанным лицом и в порванном пальто. Схватил ее, ничего не объясняя, сунул в машину и повез домой. Только здесь уже, в ее квартире, сказал, что все кончилось.

А потом несколько дней ей было не до вопросов. Какие вопросы, если такое счастье вдруг свалилось – Андрей вернулся, живой, почти невредимый, и дело уголовное даже, говорит, закрыто на него, он теперь свободный человек…

Он не рассказывал о том, как нашел ее, а она не спрашивала, да и на самом деле ей это было совсем не интересно. Не хотелось снова слушать о той, страшной жизни, приметы которой она старалась стереть из своей памяти, иногда даже напиваясь средь бела дня. Водка постоянно стояла в холодильнике, запасы ее пополнял Егор, тоже не отказывавший себе, правда, вечерами. И водка на него действовала странно – он вроде не пьянел, просто замыкался в себе, слова не вытянешь. Садился перед телевизором и смотрел все передачи подряд. Отдыхал так, как потом объяснял Насте с утра.

Андрей на ее выпивки смотрел хоть и без восторга, но и раздражения не выказывал. Взрослый, мол, человек, пусть делает что хочет. Дел-то никаких нет, вот если бы были дела – тогда дело другое…

После недели добровольного заточения она все-таки вышла на улицу и, поймав такси, поехала к Саньку. Действовала безотчетно – зачем и что она будет с ним делать, о чем разговаривать – он ведь совершенно, если разобраться, человек ей посторонний, практически незнакомый, один из десятков тысяч уличных питерских пацанов… Встретились бы еще наверняка в каком-нибудь из ее бывших магазинов, про которые изредка напоминал ей Андрей. Неплохо бы, мол, потихоньку возобновлять дело. Настя кивала, но ни малейшего желания возвращаться в бизнес у нее не было. Андрей это понимал и оставлял все разговоры о делах, хватая ее в охапку и бросая в постель…

Настя вышла из машины возле Парка Победы и пошла по Московскому, вдруг вспомнив, как неделю назад брела здесь в обратном направлении, изображая из себя удалого пацана с беломориной в углу рта. И сразу всплыло все, что было потом. Баня, эти морды…

Настю передернуло. Нет, все, хорошего понемножку.

Она с трудом нашла нужный дом в ряду одинаковых типовых корпусов и, даже поднимаясь по лестнице, не была до конца уверена в том, что не ошиблась. Впрочем, что уж тут такого страшного? Ну ошиблась, сходит в другой дом… А если дома нет Санька, если болтается со своим Боссом в поисках приключений, то оставит записку со своим номером телефона…

Она звонила в дверь минут пять, потом, убедившись в том, что в квартире никого нет, начала писать записку. Обернулась, услышав на лестнице шаги, и увидела пожилую женщину в дешевом пальто, с тяжелой хозяйственной сумкой в руках.

– Вы к Сашеньке? – спросила она. – Подруга?

– Да, – кивнула Настя. – Вот, приехала с другого конца города, а его нет… А вы – его родственница?

– Соседка. В больнице Сашенька. Связался… – она пристально изучала Настю, – связался со шпаной какой-то… Теперь вот в реанимации неделю лежал… Я вчера навещала… Родители-то в отъезде, некому позаботиться… Его-то дружки – одно название. Никто даже носа в больницу не показал… Ну ты-то вроде ничего, – сказала она, удовлетворенно оглядев Настю. – Давно его знаешь?

– Да нет, случайно познакомились… А в какой он больнице?

– На Костюшко.

– Ой, так это же рядом… Я сейчас тогда туда…

– Там нет приема сегодня. Я вчера была. Теперь в четверг только… ты сходи к нему, он в сознании, один лежит, грустный такой… Ох, сердце разрывается… Что же вы с собой делаете, молодежь…

– На Костюшко?

– Да, в травме…

– Спасибо вам большое… А я вот записку стала писать… Что же с ним такое-то?

– Я же говорю, попал в притон какой-то, говорят, бабы голые там у них были и все его дружки голые… Какой-то ужас просто… А его из окна выкинули… Думали, убился насмерть, а он очнулся. Его в реанимацию… Выходили. Парень-то здоровый, молодой, крепкий… Такой хороший был, пока не связался со своими этими… Не курил даже. Ты-то хоть не куришь?

– Нет.

– Вот и молодец.

– Спасибо вам еще раз. Ну, я побежала!

– Беги, беги… Счастливо тебе. Может быть, в больнице увидимся.

– Да… – Настя запнулась. – А как его фамилия?

– Фамилия… – Женщина еще раз подозрительно взглянула Насте в глаза. – Фамилия его Крюков.

Настя домчалась до больницы минуты за три. Действительно это было рядом, и таксист даже не хотел ее везти. Она сунула ему десять долларов, и ошалевший водила проскочил на красный свет, свернул налево, пронесся через небольшое поле, отделявшее больницу от массивов жилых многоэтажек, и с шиком тормознул возле главного входа.

– Удачи тебе, – сказал он напоследок.

– Это не мне.

– Ну да, ну да, – поправился водитель.

Приемный день или неприемный – Настю не интересовало. А после того, как стодолларовая купюра перекочевала из ее ладони в карман высокого молодого человека в белом халате, она поднялась на третий этаж, уже красуясь в таком же белоснежном балахоне, вошла в палату, где в дальнем углу возле окна лежал Санек.

– Николай, – обратилась она к своему провожатому. – Я вас попрошу… Денег неважно сколько нужно. Ему требуется отдельная палата. Прямо сегодня. Сколько скажете, столько будет…

– Подумаем, – кивнул доктор Николай. – Постараемся. Ну, вы поговорите пока тут. Только очень коротко, ему нельзя напрягаться… Ушиб мозга, очень неприятная штука… Очень. Чудо, что он вообще в сознании сейчас. Был по крайней мере.

Под взглядами больных, расположившихся на семи койках, стоящих в палате в два ряда, стараясь не вдыхать глубоко воздух, пропитанный гадкими больничными запахами, которых она терпеть не могла, Настя подошла к восьмой, дальней кровати.

– Привет, – прошептал Санек, и она увидела в его глазах слезы.

– Привет! – Она осторожно присела рядом и попробовала улыбнуться. Но почувствовала, что сейчас разревется в голос. Ее даже начало трясти. Рука Санька легла на ее запястье.

– Не надо, Настя. Все нормально. – Санек шептал очень тихо, но она слышала каждое его слово. – Не надо. Все обошлось… С тобой-то как? Все в норме?