Мир глазами Гарпа - Джон Ирвинг

Потом он совершенно сломался и стал говорить, что она значит для него больше, чем вся Франция, вместе взятая, — а она, конечно же, знает, что значит для него Франция. И тогда она его обняла и с ужасом подумала, что прошло уже очень много времени, что в этой обледеневшей машине время проходит очень быстро, что, если фильм не очень длинный, у них есть от силы полчаса, самое большее — минут сорок пять. Однако Майкл Мильтон, похоже, не собирался никуда уезжать. Она крепко поцеловала его, надеясь, что это поможет, но в ответ он только принялся ласкать ее холодные груди под промокшей блузкой. И в его объятиях она чувствовала себя такой же заледеневшей, какой была под этим странным дождем, замерзавшим на лету. И все же не противилась его ласкам.

— Милый Майкл, — сказала она, думая совсем о другом.

— Ну как же мы можем прекратить? — снова повторил он.

Но Хелен, собственно, все уже прекратила и думала сейчас только о том, как бы остановить его. Она велела ему сесть прямо, подобрала ноги, накрыла их своей длинной юбкой и прилегла, положив голову к нему на колени.

— Пожалуйста, запомни, — сказала она. — Пожалуйста, постарайся запомнить: для меня не было ничего лучше, чем просто позволять тебе везти меня в этой машине и знать, куда и зачем мы едем. Неужели ты не можешь просто быть счастливым и просто помнить об этом, оставив все в прошлом?

Он так и застыл на своем сиденье, обеими руками изо всех сил держась за руль; она щекой чувствовала, как напряжены его бедра; его твердый член касался ее уха.

— Пожалуйста, постарайся поставить на этом точку, Майкл, — мягко сказала Хелен.

И они еще немного посидели так, и Хелен воображала, что старый «бьюик» снова везет ее к нему на квартиру, но Майкл Мильтон удовольствоваться одним воображением был не в силах. Одной рукой он погладил Хелен по шее, а второй расстегнул молнию у себя на джинсах.

— Майкл! — резко запротестовала она.

— Ты сказала, что для тебя не было ничего лучше этого, — напомнил он.

— Все кончено, Майкл.

— Пока еще нет, не правда ли? — Его пенис касался ее лба, ресниц, и она узнала прежнего Майкла — того Майкла, каким он бывал у себя дома, когда порой любил применить к ней даже легкое насилие. Однако сейчас она не желала такой игры. С другой стороны, судорожно думала она, если я буду сопротивляться, то непременно последует ужасная сцена. Ей достаточно было представить себе Гарпа участником подобной сцены, чтобы убедиться, что этого необходимо избежать любой ценой.

— Не изображай сексуально озабоченного ублюдка, Майкл, — сказала она. — Не порти все.

— Ты всегда говорила, что хочешь этого, — сказал он. — Но считала, что это опасно. Ну что ж, сейчас опасности нет. Машина даже не движется. И никакой аварии уж точно не произойдет.

Странно, но Майкл вдруг словно освободил ее. Она больше не мучилась из-за него угрызениями совести и даже была ему благодарна: он помог ей определить — причем весьма прямолинейно, — какие жизненные ценности для нее важнее. Самое ценное, думала она с невероятным облегчением, это Гарп и дети. Бедный Уолт! Не следовало ему выходить из дому в такую погоду, думала она, вся дрожа. А Гарп для нее — самый лучший! Куда лучше всех ее коллег и аспирантов, вместе взятых!

А Майкл Мильтон сейчас просто потряс ее ничем не прикрытой вульгарностью. Да откуси ты ему член! — подумала она, беря его член в рот. Уж тогда-то он точно уедет! Господи, до чего примитивны мужчины: стоит им кончить, и от былых обещаний не остается и следа. Из недолгого опыта общения с Майклом Мильтоном в его квартире Хелен хорошо знала, что «это» много времени не займет.

Время — вот что сыграло главную роль: у них оставалось еще по крайней мере минут двадцать, даже если Гарп и дети пошли смотреть самый короткий фильм. И Хелен решила сделать Майклу прощальный подарок, как бы поставить точку в этой последней трудной задаче. Конечно, все могло бы кончиться лучше, но могло — и куда хуже. Она даже слегка гордилась, что доказала-таки себе семья для нее превыше всего. Гарп и тот оценил бы это по достоинству, подумала она, но расскажет она ему все когда-нибудь потом, попозже.

В своем решительном настроении она толком не заметила, что Майкл Мильтон больше не прижимает ее к себе, что он опять положил обе руки на руль, словно они действительно куда-то едут. Ну и пусть себе воображает что хочет, подумала Хелен. Она думала о своей семье и совершенно не замечала, что ледяной дождь теперь скорее напоминает крупный град и громко стучит по крыше «бьюика» — точно бесчисленные молотки забивают бесчисленные гвозди. И старая машина стонала и задыхалась в своем все утолщавшемся ледяном саркофаге, но Хелен ничего не слышала и не чувствовала.

Не слышала она и как звонит телефон в ее теплом доме — совсем рядом. Слишком уж холодно и мерзко было снаружи, и вообще слишком многое происходило между ее домом и тем местом, где она сейчас лежала.

Фильм оказался на редкость глупый. Рассчитанный на типично детские вкусы, думал Гарп; на типичные вкусы университетского городка. На типичные вкусы жителей этой страны. На типичные вкусы всего мира! Внутренне взбешенный, Гарп гораздо чаще смотрел не на экран, а на Уолта, слушая его затрудненное дыхание, посапывание и шмыганье крошечного носика.

— Ты осторожней, не то поперхнешься попкорном, — шепнул он Уолту, — тебе ведь дышать нечем.

— Не поперхнусь, — сказал Уолт, не отводя глаз от гигантского экрана.

— Видишь ли, раз ты не можешь как следует дышать, — продолжал Гарп, — не набирай так много в рот, а то нечаянно вдохнешь попкорн и поперхнешься. — И он в очередной раз вытер Уолту нос. — Сморкайся, — шепотом велел он. Уолт высморкался.

— Правда, здорово? — прошептал Дункан. Сквозь носовой платок Гарп чувствовал, какие горячие у Уолта сопли. У малыша, похоже, здорово поднялась температура! — подумал он. И скосил глаза на Дункана.

— Да, очень! — сказал он Дункану, который, разумеется, имел в виду фильм.

— Да расслабься ты, пап! — посоветовал ему Дункан, качая головой. Ох, действительно надо расслабиться. Гарп отлично понимал, но расслабиться не мог. Он думал об Уолте и о том, какая у малыша прелестная маленькая попка и стройные, сильные ноги, и как он хорошо пахнет, когда набегается и волосы за ушами становятся влажными. Такое красивое, совершенное тело не должно хворать, думал Гарп. Мне следовало отпустить Хелен даже в эту ужасную погоду; нужно было заставить ее позвонить этому типу из университетского кабинета и сказать ему, чтобы он оставил ее в покое раз и навсегда!

А лучше бы я сам позвонил этому сладенькому ублюдку, думал Гарп. Или явился к нему домой среди ночи… Направляясь в вестибюль, чтобы позвонить из кинотеатра домой, Гарп слышал кашель Уолта.

Если она еще с ним не созвонилась, думал он, я скажу ей, чтобы она и не созванивалась. Скажу, что теперь моя очередь. Его чувства к Хелен достигли такой точки, когда он, уязвленный предательством, тем не менее отлично понимал, что она искренне его любит, что он для нее важнее всего на свете. У него не было времени как следует обдумать, насколько он уязвлен, или в какой мере она действительно старалась помнить о нем и о детях. Он словно очутился на тонкой грани меж ненавистью и страстной любовью, к тому же он всегда не без сочувствия относился к ее желаниям и выходкам и, в конце концов, никогда не забывал, что и сам грешен. И ему даже казалось несправедливым, что Хелен, всегда такая доброжелательная, была столь вульгарно застигнута с поличным; Хелен — хорошая женщина и безусловно заслуживала лучшей доли. Но когда Хелен не ответила на звонок, вся нежность Гарпа к ней мгновенно испарилась. Теперь он ощущал только бешенство и горечь предательства.