Операция "цитадель" - Богдан Сушинский

— Да жив он, жив!

— Пусть только окажется, что вы где-то там оставили его!.. — пригрозила Фройнштаг.

— Ты смотри, точно: партизаны немцев распотрошили! — не скрывая своего злорадства, проговорил рослый солдат с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Очевидно, из степных венгерских пастухов-печенегов.

И ни один из патрульных так и не заторопился к набережной Дуная, откуда все еще доносилась стрельба.

Докуривая, венгры молча проследили, как Розданов, мотоциклисты и рыжая пигалица в черном мундире поспешно грузят раненого в «остин». И так и не успели расслышать взрыв лимонки, которую, высунувшись из машины, метнула в них Фройнштаг. Идя на задание, «коршуны Фриденталя» уже давно предпочитали вооружаться маленькими русскими гранатами-лимонками. Это были своеобразные визитки «фридентальцев».

Иное дело, что швырнула ее Лилия скорее из привычки не оставлять свидетелей, нежели из крайней необходимости.

— Кажется, здесь, — попросил Гольвег остановить машину у старинного двухэтажного особняка, где-то неподалеку от Восточного вокзала.

— Точно здесь, не ошибаетесь? — неуверенно спросил барон фон Штубер, припарковывая машину у театральной тумбы.

— Это уже вопрос не ко мне, — локтем толкнул Гольвег в бок сидевшего рядом с ним венгра. — Ты что, Олт, решил, что это мы с бароном будем твоими проводниками? Это и есть дом генерала Харди, являющегося флигель-адъютантом Хорти?

— Точно, здесь, — всполошился Олт Тибор. — Черт, задумался. — Штубер уже успел погасить фары, и Олт, чуть приоткрыв дверцу, всматривался в очертания ничем, кроме миражного сияния полуугасшей луны, не освещенного фасада. — Да, по-моему, это его пристанище.

— Если перепутаешь, пять лет будешь изображать в концлагере генерала Харди, флигель-адъютанта Миклоша Хорти. И ни один сумасшедший дом тебя не примет.

— Тут уж вы, конечно, постараетесь, — невозмутимо признал Олт.

— Все запомнил? Чин у него — генерал-лейтенант.

— Генерал-лейтенант Харди.

— Был им. До этой ночи.

Мимо них проехал «остин», в котором сидели Скорцени, Родль и Ланцирг. Свернув в сторону площади Кальвина, машина остановилась. Несколько минут спустя в их сторону направились две четко вырисовывающиеся на лунном фоне фигуры. Почти интуитивно Штубер определил: Скорцени и его адъютант Родль.

Ланцирг, судя по всему, остался у машины, чтобы, в случае необходимости, прикрыть их отход. Хотя сбоя не должно быть. Вроде бы не должно. Все продумано. Разработаны все варианты.

Тем не менее в квартале от дома Коломана Харди штурмбаннфюрер оставил еще две машины, в каждой из которых сидели по четыре «коршуна Фриденталя». Так, на всякий случай.

— Чего ждем? — нервно поинтересовался Олт.

— Озарения, Олт, озарения. Не забывай, что тебе приходится иметь дело с германцами, с их точностью, обстоятельностью и почти идиотским педантизмом.

— Это уж точно: идиотским педантизмом, — едва слышно рассмеялся Розданов. Штубер нравился ему все больше и больше. Даже своим, откровенным цинизмом, приправленным, грубоватостью и откровенностью.

— Вы невнимательны, поручик. Я сказал «почти идиотским», — благодушно уточнил барон фон Штубер. — Ну что, коммандос, все детали нашего визита вам известны, будем приступать. Что-то не вижу никакой охраны.

— Наружной охраны у генерал-лейтенанта нет, — напомнил о себе Олт. — Я вам об этом сообщал.

— Это раньше не было, а сейчас, после похищения Николауса Хорти, могла появиться, — предположил Гольвег.

— Обходиться в такое смутное время без охраны? — усомнился поручик Розданов. Может, и внутренней охраны у генерала тоже не обнаружится? Завидная беспечность.

— Именно за нее мы, венгры, вечно расплачиваемся, — с грустью молвил Олт Тибор. — Причем так было во все века.

— До сих пор это относилось только к русским, — заметил Штубер, повернувшись лицом к Розданову. — Или, может, я не прав?

— Провинциальные мерзавцы, — проворчал тот в ответ. Уточнять, к кому это относится: к русским, венграм — не было никакого смысла. Штубер все больше склонялся к мысли, что, по глубокому убеждению поручика белой гвардии Розданова, к разряду провинциальных мерзавцев относится все человечество. Тем не менее, он не отказал себе в удовольствии заметить:

— Каждый раз, когда вы произносите свою, теперь уже горячо любимую всеми курсантами замка Фриденталь, фразу «провинциальные мерзавцы», мне кажется, что это относится прежде всего ко мне. Опасно, господин поручик.

— Весь мир, скажу я вам, барон, — это всего лишь великое скопище провинциальных мерзавцев, — думал о чем-то своем Розданов.

Скорцени и Родль — теперь Штубер уже не сомневался, что это были они, — подошли к дому и остановились под полуоголенной кроной дерева.

Самое время. Те двое готовы. Первой должна была войти тройка Штубера.

— Давай, Олт. Выходи. В бой! Хойра мадьярок![99]

— Да этого-то мы возьмем, — процедил Тибор, открывая дверцу и выбираясь из машины. — Куда сложнее будет с регентом Хорти.

Олт Тибор был одним из тех, кто основывал партию «Скрещенные стрелы», зарождая в Венгрии нилашистское движение нацистов. Одно время он даже рассматривался как серьезный соперник Ференца Салаши. Достойный соперник. Во всяком случае, Салаши явно не мог сравниться с ним в храбрости и отчаянности. Организатор из Олта тоже мог бы получиться. Да и вообще, из этого всесторонне одаренного человека мог бы получиться кто угодно. Кроме… политика.

Буйный характер Олта, его солдафонская прямолинейность, которая часто увенчивалась приступами яростной жестокости, очень скоро оттолкнула от него большинство соратников. Даже тех, кто в общем-то безоговорочно принимал его идею Великой Угрофинии: от Трансданубии[100]до Волги, от Скандинавии до Дона; и видел в нем вождя, достойного многих воинственных князей-угров.

Участвуя буквально во всех акциях нилашистов, Тибор действительно успел добыть себе славу храброго и крайне твердого человека, но из руководителя постепенно превращался в заурядного боевика, который со временем начал мешать и хортистам, и нилашистам. Правда, при этом он все больше нравился… гестапо!

В конце концов случилось то, что должно было случиться: в одно туманное утро Олта Тибора арестовала венгерская полиция. Ему инкриминировали убийство с изнасилованием и ограблением. Всего-навсего. При этом, как назло, все оказалось на месте: труп, свидетели, недопитое вино и пьяный преступник, который так и не смог сколько-нибудь членораздельно объяснить, каким образом он оказался в чужой комнате, рядом с молоденькой, симпатичной, но уже растерзанной евреечкой.