Карлики - Максим Дегтярев

Виттенгер куда-то исчез, но не в том смысле, в каком исчез Сторм, а обычном, то есть не отвечает на мои сообщения, интерактивной связи с ним нет и, похоже, он улетел с Фаона. Вероятно, по поручению Шефа.

Лора Дейч с Альмом-младшим также покинули Фаон, но, в отличие от Виттенгера, навсегда. Я так и не смог убедить ее остаться. Она даже не разрешила проводить ее до космопорта.

Пришло два неожиданных письма. Первое — от Абметова — из камеры предварительного заключения. Наверное, он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним. Но оно в любом случае будет за ним — перед вынесением приговора, я имею в виду. Абметову не дает покоя мысль, что и он и его тайное общество явили себя перед людьми, совершив преступление, а не благодеяние. Заочно, он старался убедить меня, что смерть торговца — не более чем случайное стечение обстоятельств. Они с Бруцем хотели только обыскать лавку и заглянуть в компьютер хозяина, когда тот неожиданно вернулся. Тодаракис первый бросился на них с шокером. Справиться с двоими ему оказалось не под силу, но убивать его никто не собирался — только оглушить. Дальше в письме Абметов пускался в свою обычную риторику по поводу «настоящего знания», о несовместимости такого знания с насилием, ну и о прочих, подобных вещах. В принципе, я готов ему поверить, но вот поверит ли суд. «Неумышленные убийства тоже вредят туризму», — так сказал один из судей корреспонденту теленовостей. Еще, Абметов просит меня не раскрывать на страницах «Сектора Фаониссимо» Трипстерос («известное вам название» — так он написал). Но это не от меня зависит, а от Редактора. Учитывая, что в Трисптеросе состоял один из сотрудников Отдела, вряд ли Шеф захочет раскрывать Трисптерос. Абметов клялся, что кроме Номуры, никаких «кротов» он к нам не подсылал. Да и про Номуру Абметов сказал что, мол, он уже давно никакого активного участия в деятельности Трисптероса не принимал, а с гомоидами согласился помочь, только после того, как Антрес, взорвав завод, убил его брата. Не знаю, верить ли ему или нет… То сообщение на флаер прислал Абметов — для поддержания духа, так сказать.

Прежде чем приступить ко второму письму, закончу с Абметовым и его компанией. Суд над доктором состоится через две недели. Фил Шлаффер остается главным свидетелем обвинения — он видел Абметова выходящим из задней двери сувенирной лавки в то самое время, когда, предположительно, произошло убийство. Сэм Бруц проходит по делу как сообщник. О Трисптеросе в оркусовских криминальных новостях — ни полслова. Братство дрэггеров — астронавтов-испытателей из Сектора Улисса — мы проверили. Есть у них и свой символ, с виду, весьма похожий на трехкрылый треугольник, только на нем ковши вместо крыльев. И носят его не на груди. Как гностики — во времена гонений, Бруц хотел выдать свой тайный знак за чужую эмблему. Бруц, как ни странно, и в самом деле, служил когда-то астронавтом-испытателем и был знаком с Номурой. Про Абметова ничего подобного установить не удалось.

Теперь — о втором письме. Его автором был Себастьян Дидо. Собственно, писал он не мне лично, а в редакцию «Сектора Фаониссимо». Дидо рассказывал о необычной встрече, произошедшей с ним на Оркусе — о встрече с женщиной, по имени Бланцетти. Он сразу заподозрил, что с этой дамой — Бланцетти — что-то не то. Исходящие от нее психоны (так паломники называют частицы-переносчики духовной энергии) не походили на человеческие. Дидо утверждал, что он обладает способностью к гиперсенсорному общению и отличить человеческие психоны от нечеловеческих — для него пара пустяков. Теряясь в догадках, он спросил совета у Большой Воронке, и ее ответ поразил его: Воронка сказала, что Бланцетти — инопланетянка-гоморкус. Но, должно быть, Бланцетти подслушала его разговор с Воронкой, поскольку в тот же день исчезла. Несколькими днями позже Дидо прочитал в «Секторе Фаониссимо» старую публикацию о Джоне Смите. «Это не может быть совпадением!» — заключает Себастьян Дидо и требует от редакции, во-первых, точный адрес Джона Смита, а, во-вторых, содействия в розысках пропавшей Бланцетти. Я представляю себе, как теперь Редактор ломает голову, решая, что делать с Дидо и его письмом. Дал бы он Ларсону написать ответ. А Ларсон напишет, что, мол, на Окусе пропадают не только Бланцетти и порекомендует в следующий раз принять двойную дозу антиоркусовских пилюль. Я бы на месте Редактора, попросту проигнорировал бы Дидо — мало ли, кому что нашептали оркусовские воронки. Да и женщины на нашем пути, всякие попадаются…

На предыдущем дне, вероятно, и следовало бы закончить эту историю, если бы за ним не наступил день сегодняшний. Как всегда, когда я не в отпуске и не на задании, я начал новый день с просмотра поступивших за ночь плохих новостей.

Последнее время, во время просмотра новостей меня стали одолевать одни и те же мысли… Но можно ведь и по-другому сказать: мол, если ты не в отпуске, когда вообще не нужно ни о чем думать, и когда ты не на задании, то есть от работы мозги не плавятся, то не относящиеся к делу мысли сами лезут в голову, а новости тут не при чем. На самом деле, это Татьяна любит так порассуждать. Она говорит, что существует некий принцип взаимности, и формулирует его так: «Мы знаем о мире ровно столько, сколько мир знает о нас.» Мол, познавать мир мы можем лишь изменяя его, а по этим-то изменениям Мир и узнает о нас. Иначе говоря — никак нам не спрятаться, в щелку или замочную скважину не подглядеть. Вот я и думаю: когда я просматриваю заботливо отсортированные и упорядоченные моим компьютером последние известия, то нет ли кого-то, кто точно так же просматривает меня, или, по крайней мере, мог бы просмотреть, если б только захотел. Наверное, люди так стали думать с тех пор, как у них появилась возможность не выходя из дома наблюдать за событиями, происходящими в других местах и с другими людьми. Или это манией преследования называется, а на моей работе манию преследования заработать легче чем простуду. Но возвращаясь к вопросу о том, знает ли мир о нас столько же, сколько и мы о нем, утешает одно: если и впрямь существует такая симметрия, то нет риска однажды оказаться у кого-то сапиенса на приборном стеклышке раньше, чем он окажется на моем. Смешная картина получается: лежу я под микроскопом, а в то же время наблюдатель или его друзья сами находятся под вооруженным оптическим прибором, всевидящем оком Хью Ларсона.

«„Вапролоки Фаона“ — „Гоморкусы“ — ноль — три», — сходу огорчил меня нейросимулятор. Можно подумать, наши когда-нибудь у них выигрывали. «Конец света отменяется» — гласило следующее сообщение. Нейросимулятор буквально воспринял мое указание не считать известие о грядущем конце света плохой новостью и теперь спешил огорчить меня тем, что, паче чаяния, конец света в ближайшее время не наступит. Я уже собирался пролистнуть «отмену конца света», как неожиданно на новостийном канале появилась сияющая физиономия полковника Виттенгера — он с удовольствием давал интервью фаонское службе новостей:

"Я имею честь сообщить нашим гражданам, что Службе Общественной Безопасности удалось разоблачить коварный замысел небезызвестного «Глобальной Страхового Общества».

Не для кого не секрет, что страховщики зарабатывают немыслимые деньги на продаже страховых полисов гражданам, смертельно напуганным угрозой взрыва сверхновой звезды в Системе Плерома. В действительности же, работавшие на Плероме астронавты Вэндж и Зимин уже давно располагали доказательством того, что никакого взрыва сверхновой не будет. Но они не спешили поделиться с общественностью этим радостным для всех известием. Напротив, они вступили в преступный сговор с руководством «Глобального Страхового Общества» и, за соответствующую плату, согласились скрыть от всех нас добытые ими научные данные. Однако, их дьявольский план с треском провалился, благодаря, еще раз подчеркиваю, своевременному вмешательству нашей полиции. Все участники аферы арестованы и в ближайшее время будут преданы справедливому суду."