Чернее чёрного. Весы Фемиды - Найо Марш

автомобиль доктора и солидная машина, принадлежавшая, судя по всему, Картареттам. Из дома появился молодой лакей Уильям с чемоданом в руке, передал его Фоксу и вернулся обратно.

— Вот и наше грязное белье, — неловко пошутил Марк и смутился.

— Но у вас еще была теннисная ракетка, а у сэра Джорджа, как я понимаю, сумка для клюшек? Можно, мы их тоже возьмем?

— Да, конечно. Я сейчас принесу, — сказал Марк и, взбежав по лестнице, скрылся в доме.

Аллейн повернулся к Роуз. Она смотрела на дверь, за которой исчез Марк, будто чувствовала себя в опасности, оставшись в одиночестве.

— Мне так страшно, — призналась она. — Не знаю почему, но ужасно страшно.

— А чего вы боитесь? — мягко спросил Аллейн.

— Я сама не знаю. Это трудно объяснить, раньше такого не было. Как будто мой отец был единственным человеком, которого я знала по-настоящему, а теперь, когда его убили, все остальные стали еще более непонятными.

Марк вернулся с теннисной ракеткой и сумкой с клюшками.

— А ракетка не была в чехле?

— Что? Да, была.

— Можно его тоже забрать?

Марк снова ушел в дом и на этот раз задержался.

— Я не помню точно, какой брал чехол, но, кажется, этот.

Аллейн убрал его в машину вместе с остальными вещами.

Марк взял Роуз за руку, и та слегка отстранилась.

— Мистер Аллейн, — обратился к нему Марк, — мы с Роуз попали в чертовски трудное положение. Правда, Роуз? Дело в том, что мы обручены.

— Вот как? — удивился Аллейн.

— Да, и я, понятно, сделаю все от меня зависящее, чтобы Роуз не заставляли нервничать. Она понесла очень тяжелую утрату и…

— Не надо, — сказала Роуз. — Пожалуйста, не надо, Марк.

Марк взглянул на нее и, казалось, потерял ход мысли, но взял себя в руки.

— Дело в том, что в моем отношении к тебе и между нашими семьями не должно быть никаких недомолвок. Мы связаны обязательством ничего не разглашать и не станем этого делать, но нас очень тревожит то, что происходит. Я говорю об Октавиусе Финне. Дело в том, сэр, что мы располагаем самыми достоверными сведениями об отсутствии у Окки Финна каких бы то ни было оснований для совершения этого преступления. Повторяю — каких бы то ни было! А если вы сами уже и так догадались, в чем тут дело, то моей вины в этом нет.

— Вы согласны с этим, мисс Картаретт? — спросил Аллейн.

Заплаканная и измученная Роуз собралась с силами и ответила, тщательно подбирая слова:

— Мистер Аллейн, мой отец был бы в шоке, узнав, что из-за ссоры по поводу форели бедного Окки могут подозревать в убийстве. Они ссорились из-за нее на протяжении многих лет, и это даже превратилось в своего рода невинное развлечение. И если во время той встречи и обсуждалось что-то еще — а вам известно, что обсуждалось! — то Октавиуса это только порадовало. Поверьте мне, прошу вас! Дело в том, что мой отец специально отправился к Октавиусу.

— Вы хотите сказать, что он пошел к нему домой? Вчера после обеда? — оживился Аллейн.

— Да. Мы были вместе, а потом он ушел, сказав, что идет к нему.

— А он говорил зачем? Мне кажется, вы упоминали об издании мемуаров.

— Да. Он… хотел что-то показать Окки.

— А что именно, вы можете сказать?

— Нет, этого я сказать не могу, — с отчаянием ответила Роуз. — Не могу, хотя и знаю, но это не моя тайна. Однако я уверена, что папа отправился к Окки, потому что он взял большой конверт и положил его в карман… — Роуз закрыла глаза рукой. — Но куда он тогда делся?

— А где именно он хранил конверт? В каком ящике стола?

— По-моему, в нижнем левом. Обычно он всегда заперт.

— Понятно. Я благодарю вас. А мистера Финна, конечно, не оказалось дома?

— Нет. Думаю, что, не застав его дома, папа пошел поискать его на реку. Конечно, я не должна говорить вам, что за весть он нес Окки, — голос Роуз задрожал, — но если весть и может быть благой, то вчера вечером был тот самый случай.

Лицо Роуз отличала одухотворенная красота, воспетая итальянскими живописцами раннего Возрождения; столь немодная в наши дни трогательная печаль не могла никого оставить равнодушным.

— Я знаю, — мягко и участливо проговорил Аллейн. — Не волнуйтесь. Обещаю, что мы во всем разберемся.

— Вы очень добры, — с благодарностью пролепетала девушка.

Марк пробормотал что-то неразборчивое.

Аллейн уже был у полицейской машины, когда его остановил голос Роуз:

— Наверняка это какой-то сумасшедший! Никакой нормальный человек так не мог поступить! Просто не мог! Убить человека без всякой причины! — Она с мольбой протянула руку. — Вы тоже так считаете?

— Я считаю, что вы пережили настоящее потрясение! Вам вчера удалось уснуть?

— Совсем ненадолго. Извини, Марк, но я не стала пить таблетку, которую ты оставил. Не могла себя заставить. Чувствовала, что я не должна спать. Как будто где-то в доме меня искал отец.

— Я был бы очень признателен, если бы вы отвезли мисс Картаретт в Хаммер-Фарм и она сама собрала одежду, в которой вчера ходила и которая была на ее мачехе. Всю-всю, включая обувь, чулки и прочее. И пожалуйста, обращайтесь со всеми предметами так, будто они из самого хрупкого фарфора.

— Это так важно? — удивился Марк.

— От этого может зависеть судьба нескольких невинных людей.

— Обещаю, — заверил Марк.

— Отлично! А мы поедем за вами и заберем их.

— Договорились, — отозвался Марк и улыбнулся Роуз. — А когда мы освободимся, я привезу тебя обратно в Нанспардон и заставлю выполнить мое медицинское назначение относительно нембутала. Китти доберется до дома сама. Поехали!

— Думаю, что мне лучше остаться дома, Марк, — слабо запротестовала Роуз.

— Нет, дорогая, совсем не лучше.

— Я не могу оставить Китти в одиночестве.

— Она поймет. В любом случае мы вернемся еще до ее отъезда.

Роуз повернулась к Аллейну, ища в нем поддержки, но решила не спорить. Марк взял ее за локоть и отвел к машине.

Аллейн проводил взглядом удалявшуюся спортивную машину и, покачав головой, устроился на переднем сиденье рядом с Фоксом.

— Езжай за ними, Фокс, но потихоньку. Никакой спешки нет. Мы едем в Хаммер-Фарм.

По дороге он кратко рассказал Фоксу о своем визите в Нанспардон.

— Думаю, теперь мы знаем, — закончил он повествование, — что случилось с мемуарами. Рассмотрим известные нам факты. Утечка информации в Зломце была настолько важным событием, что сэр Гарольд никак не мог обойти ее молчанием в своем достаточно подробном жизнеописании. В то время сэр Гарольд сам сообщил в Специальную службу, что устроил разнос признавшемуся