Любовь без мандата - Юрий Поляков

Летели мы больше часа и приземлились, когда кровенеющее солнце уже садилось. Найденный Брайеном аэродромчик действительно располагался на краю огромного кукурузного поля. Тут же стояла казарма, сложенная из желтых панелей-сэндвичей и покрытая темно-красной пластиковой черепицей. Как объяснил Стив (а Катька перевела), здесь два раза в год проходят сборы слушателей летных академий, но все остальное время казарма пустует. Никакой охраны я не обнаружил. Это надо так народ выдрессировать – у нас бы давно растащили на садовые домики!

Я направился к зарослям кукурузы.

– Эй, Зайчуган! – крикнула Катерина. – Далеко не отходи – в кукурузе водятся монстры! Они едят русских ребят!

Она тут же перевела эти слова американцам, Стив радостно заржал, а Грант сделал страшные глаза и выпустил изо рта большой розовый пузырь. Он как раз устанавливал на траве маленькую переносную жаровню, а Стив освобождал от полиэтиленовой упаковки купленные в супермаркете аккуратно наколотые полешки. Барбекю входило в набор услуг, предлагаемых фирмой Брайена.

Мы поели жареной свинины, выпили несколько банок пива за российско-американскую дружбу. Впрочем, как я понял, Стиву и Гранту эта дружба была абсолютно по барабану. Они, надо полагать, убеждены, что Москва находится где-то в Сибири, что Сталин – современник Чингисхана, а Вторую мировую войну Штаты выиграли у СССР в союзе с Германией. России же – это я так считаю – ни одна дружба еще не принесла ничего, кроме неприятностей.

Не доев вишневый пирог, Катерина шепнула что-то на ухо Стиву, тот понимающе хмыкнул и повел ее к казарме.

– Это все пиво! – сообщила она мне перед тем, как уйти.

Я остался один. Грант, не вынимавший изо рта жвачку даже во время еды, понятно, не в счет. Глядя на умирающее мерцание углей в жаровне, я думал о том, что если бы живую женщину можно было превратить в резиновую секс-куклу, то я бы возил Катьку с собой повсюду в специальном чемоданчике и вынимал только когда понадобится. Нет, я бы с ней и разговаривал тоже, она бы мне, как и прежде, помогала в делах, но, едва заметив, что ледяной истуканчик соскучился по жертвам, что в ее усмешке появилась чуть заметная стервоточинка, я бы мгновенно сдувал Катьку и убирал в чемодан… До новых встреч! Замечательно: она всегда была бы со мной, но мои самолеты не сталкивались бы в воздухе, гоши и тенгизики не раскручивали бы меня на невдолбенные бабки, а Герой России Генка Аристов, улетая к своей наточившей пилу Галине Дорофеевне, не смотрел бы волком…

– Там есть телефон? – Я показал пальцем на казарму.

Грант утвердительно пискнул жвачкой.

У дверей казармы, как часовой, стоял Стив и, чтобы развлечься, подбрасывал вверх пустую пивную банку, настигая ее в полете метким плевком. Увидав меня, запыхавшегося, он самодовольно ухмыльнулся в том смысле, что настоящие парни (естественно, речь идет о заокеанцах) не выказывают свою ревность столь явно, а переносят ее мужественно – играя желваками и насасываясь неразбавленным виски, как клопы. «Если бы ты, ковбой недоделанный, столько выжрал виски, сколько мне пришлось выхлебать водки из-за Катьки, тебя давно бы уже звездно-полосатые черти уволокли!» – мысленно ответил я и рявкнул:

– Где она? Where is she?

– She is calling to Moscow, – ответил он с усмешкой.

В помещении, которое в наших казармах называется «дежуркой», горел свет. Катерина, стоя спиной к двери, действительно говорила по телефону, и голос ее отчетливо был слышен сквозь стеклянную перегородку:

– …Нет. Не волнуйся, Зайчуган! Завтра все кончится… И я прилечу…

«Та-а-к… Ну, поскольку зайчуганы размножаются исключительно половым путем, вряд ли она говорит с Галиной Дорофеевной, – судорожно анализировал я. – Неужели Генка? Неужели и героя успела зацепить?»

– …Ладно-ладно. Я тоже очень-очень! Пока!.. – Она положила трубку, обернулась и отпрянула: – Ой, Зайчуган! Ты меня напугал… А я пошла пи-пи, смотрю – тут телефон…

– Не много ли зайчуганов развелось?

– А что?

– Кому ты звонила?

– Мне есть кому позвонить…

– Кому?

– Это не твое дело!

– Аристову? Говори! В Америке бесплатно ничего не бывает. Счет за звонок все равно придет к Брайену – и я узнаю, кому ты звонила. Говори!

– В банк.

– В какой еще банк?

– Это не важно…

– Я все равно узнаю. В счете будет номер телефона. В какой банк?

– В «Лосиноостровский»…

– Зачем?

– Меня берут туда на работу. Я договаривалась…

– С кем договаривалась? С сопленышем Летуевым?

– Да. Но ведь ты же меня выгоняешь… А он давно зовет – я ему нравлюсь. Ты же знаешь!

– Он уже проведывал твоего ледяного истуканчика?

– Нет. Но очень хочет…

– Ладно, – сказал я. – Устраивайся как знаешь… Но если ты снова сунешься к моим деньгам…

– Ну что ты, Зайчуган, – улыбнулась она. – Я все понимаю с первого раза! Пойдем спать – завтра у нас трудный день…

– Почему трудный?

– Потому что последний… Принеси мою куртку – она возле самолета.

На поле огромным черным парашютом опускалась душная южная ночь. Наша «Сессна», похожая на выросшую до невероятных размеров саранчу, одиноко стояла на светлевшей в сумраке бетонной полосе. Заросли кукурузы превратились в темную, непроницаемо шелестящую стену.

В длинной гулкой казарме было около полусотни двухъярусных коек. Возле некоторых остались прилепленные к стене жевательными катышками цветные журнальные развороты с блондинисто-грудастыми красотками. Женщине без пятого номера в Америке просто нечего делать.

Стив и Грант, чтобы не стеснять нас, ушли в другой конец казармы. Катерина взяла у меня куртку и, не раздеваясь – в джинсах и футболке, полезла на второй ярус.

– Иногда так хочется побыть наверху! – улыбнулась она.

Да уж! В мустанга и амазонку мы с ней поиграли вдосталь. Однажды даже кентавра Хирона изображали… А может, сделать красивый жест: после прыжка легко поцеловать ее в щеку и подарить Стиву?

Нет, не подарю!

Мне приснилось, что мы с Катериной в самолете. Лежим совершенно голые на распотрошенном и скомканном в мягкую перину парашютном шелке. «Сессна» летит, но куда и кто ею управляет – неизвестно.

«Давай поиграем в Человека и Смерть!» – вдруг предлагает Катерина.

Она сидит на мне амазонкой, доводя до сладкого помрачения трепетной игрой влажных сокровенных мышц.

«А как это?» – спрашиваю я.

«Очень просто. Ты задумываешь, какой смертью хотел бы умереть. Если я угадываю – ты умираешь!»

«А если не угадываешь?»