Геносказка - Константин Соловьев

16

Но геноведьма не была расположена к разгадыванию загадок. Она лежала на постели, не посчитав нужным снять ни дублет, ни ботфорты, и молча ела из консервной банки стандартный армейский рацион. Еще две или три банки валялись на полу отсека — иногда задумавшиеся геноведьмы начисто забывают о существовании мусорников. Особенно если торчат двое суток безвылазно в лаборатории. Под глазами у Гретель свежей синевой налились круги — верное свидетельство того, что сном она себя в последнее время не утруждала. В общем, все как обычно.

— Цверги?.. — пробормотала она с полным ртом.

У Гензеля было такое ощущение, что его выслушали одним ухом. Сейчас он не был братом, всего лишь назойливым внешним раздражителем, который чего-то требует. И если он будет достаточно назойлив, чтоб причинить серьезное беспокойство, разум Гретель вынырнет из того мира, в котором проводит большую часть времени, и уделит ему полминуты.

— Они ходят за ней, как дрессированные пудели. Честное слово! Никогда бы не подумал, что эти чертовы зверюги способны проявлять такую нежность. Что думаешь?

В ответ он получил пожатие плечами, такое же равнодушное, как и взгляд.

— Никто не знает, о чем думают цверги. Те, кто их вывел, давно мертвы.

— Вопрос — отчего они так благосклонно относятся к пришлой девчонке? — нетерпеливо спросил Гензель. — Они же искусственно выведенные генетические аппараты, верно? Может, своего рода материнский инстинкт?

— У цвергов нет материнского инстинкта, — неразборчиво пробормотала Гретель, равномерно жуя. — У них не бывает потомства, ведь цверги стерильны. У них почти нет инстинктов. Зачаточные, примитивные… Инстинкт самосохранения, например. Но не материнства.

Кажется, она собиралась заснуть, даже не снимая обуви. Гензель мысленно вздохнул. Стаскивать со спящей Гретель тяжелые ботфорты было чертовски неудобно, но иногда ему приходилось этим заниматься. Однако сейчас ему нужна была бодрствующая геноведьма, а не сладко сопящая.

— Погоди, не засыпай. Мне надо еще две минуты твоего времени. Последние дни ты или спишь, или пропадаешь в лаборатории.

— Здесь хорошая лаборатория. — Гретель уронила пустую консервную банку на пол и удовлетворенно растянулась на кровати. — Немного устаревшая, но…

— Ты помнишь, почему мы здесь?

Гретель сыто икнула. Гензелю подумалось, что сейчас ей, наверно, как никогда трудно стыковаться с реальным миром. Она нашла то, что для любой геноведьмы представляет несоизмеримо большую важность, чем пища, вода или даже воздух. Она нашла знания. Несомненно, старая крепость хранила в себе несметное количество данных, относящихся к старым эпохам. И Гретель не успокоится, пока не выметет их все подчистую.

— Яблоки. Помнишь? И уговор.

— Кажется, ты проводишь с ней больше времени.

— Ну и что? — вскинулся Гензель. — Сделать выбор нам придется вместе. Я не стану решать один.

— Я и не настаиваю. Но, может, за это время ты узнал что-то, что станет обоснованием нашего выбора?

— Нет. — Гензель поднял консервную банку и отправил в мусорник. — Я не узнал ровным счетом ничего. В уравнении под названием «Бланко», как и прежде, больше пробелов, чем цифр. Мы не знаем содержания ее генокарты. Мы не знаем, отчего она бежала из дворца. Мы не знаем…

— Бежала? — Гретель с ловкостью прирожденной геноведьмы выхватила единственное важное слово из его сумбурной тирады. Значит, все-таки…

Гензель вздохнул. Эту тему он собирался оставить на потом, для более удачного случая.

— Помнишь, что она сама рассказывала? Цвергов она встретила лишь в горах. Они не похищали ее из дворца. И никто, но всей видимости, не похищал.

— Значит, сбежала сама?

— Еще один пробел в этой странной истории. Отчего обычно сбегают из дворцов одиннадцатилетние принцессы?

— Не знаю, — сонно пробормотала Гретель. — Никогда не была одиннадцатилетней принцессой. Почему бы тебе самому не спросить ее? Кажется, вы в последнее время много времени проводите вместе?..

Гензель принял бы это за намек, если бы ему доподлинно не было известно, что геноведьмы не понимают сути намеков.

— Не хочу спугнуть ее, — неохотно сказал он, теребя подбородок. — Не самый простой, знаешь ли, вопрос. Пока мы для нее всего лишь заблудившиеся путники. Случайные собеседники, подкинутые судьбой. Если она узнает, что в ее истории мы принимаем самое деятельное участие, да еще и в интересах трех посторонних нанимателей…

— Боишься лишиться расположения принцессы, братец?

— Предпочитаю отложить эту тему для благоприятной обстановки. Тем более что сейчас он уже не имеет принципиальной важности. Принцесса сбежала по своей воле — это данность. Но все остальное… Сплошные белые пятна.

— Из нас двоих именно у тебя есть возможность все это выяснить, братец.

— В первую очередь нам надо выяснить то, что в принцессе Бланко нашли цверги и альвы. Два совершенно разных биологических вида, сходных в одном: ни те, ни другие не испытывают симпатии к человеческому роду… или его потомкам. А тут вдруг такое внимание по отношению к девчонке!

— Представь себя исследователем, побудь в моей шкуре. Изучай ее, узнавай новое. Исследуй, как неизвестный препарат. Главное, не особо пристально. Есть препараты, которые… — Гретель как-то странно хмыкнула. — Вызывают привыкание.

— Я и исследую, — буркнул Гензель. — Каждый день узнаю про нее что-то новое.

— Но только не то, что может нам пригодиться для выполнения контракта.

— Бланко юна, но на удивление здраво мыслит. Она превосходно разбирается в начинке крепости. Вчера она показывала мне главную операционную комнату, откуда управляются все системы, включая оружейные, — на редкость интересное устройство… Она мила, хоть иногда немного язвительна, уравновешенна, терпелива… А еще… Иногда мне кажется, что она чем-то напугана. Как в тот день, когда впервые увидела меня с мушкетом в руках. Только она боится не меня. Чего-то другого, чего я не вижу или не понимаю. Это… непросто объяснить. В одну секунду она — смешливая и открытая девушка, а в следующую вдруг похожа на обмершего от страха ребенка.

— Ребенка?

— Так мне показалось. Говорю же, сложно объяснить…

— Ее юность прошла в заброшенном убежище, в обществе цвергов. Нет ничего удивительного в том, что это сказалось на ее эмоциональном и психическом развитии.

— Нет, тут что-то другое. Но я пока не понял что. Мне приходится действовать очень осторожно. И, похоже, она уже отчасти доверяет мне. Я думаю, мы узнаем ее секрет. Может, не очень скоро, но узнаем.

— Гензель…

— Что?

— Ты ведь проводишь с принцессой много времени?

Под бесстрастным взглядом сестры Гензель почувствовал, как предательски краснеют щеки.