Полный форс-мажор - Владислав Вишневский

«Та-ак! Так!», неслось из «зала». Солдаты махали пилотками, шлемами, фуражками, аплодировали.

— Осторожнее там, пожалуйста, на кунгах, не упадите, — улыбнулся генерал. — Товарищи офицеры… — пригрозил им пальцем… — Смотрите там!

Бойцы засмеялись оборачиваясь к галерке, с кунгов приветственно махали руками.

— Так вот… — начал было генерал, но все расслышали мелодичное бренчание сотового телефона. Генерал досадливо нахмурился, хлопнул себя рукой по карману, потом, видимо что-то вспомнив, с другим уже выражением лица достал его. — Сейчас, одну минуту. Важный звонок, — сообщил он зрителям, и ответил. — Слушаю… Что? — генерал вскинул брови, повернулся, напряжённым взглядом нашёл музыканта Хайченко, ободряюще кивнул ему, вновь повернулся к микрофону. — Пожалуйста, подробнее… Так… Так… Ага… Это хорошо. Повторите, как, говорите, здоровье? Ага… Ага… — Лицо генерала посветлело. Появилась улыбка. — Понятно. Значит так, доктор, — генерал, забывшись, нахмурился, говорил командирским голосом. — Цветы от меня и супруга, немедленно! Фрукты и что там ещё надо… памперсы, вы уж там сами. Общий привет и здоровья всем. От командования и супруга, естественно. В общем, спасибо! Порадовали нас, доктор, вовремя. Значит, мальчик, говорите? — Вновь коротко глянул на старшину, весело подмигнул ему. Старший прапорщик Хайченко едва не в присядку пустился, так рад был, так рад. Музыканты оркестра бросились его обнимать. — Это хорошо, — заметил генерал своему невидимому собеседнику. — Да. Передайте, скоро он будет. Пусть супруга и сын не беспокоится. Всё. Я на связи. Отбой.

Многие, почти большинство, уже поняли что за разговор у генерала только что состоялся, да и музыканты оркестра старшину в воздух уже высоко подбрасывали, чуть выше уровня сцены, всем видно было. «Ур-ра, ур-ра!»

— Вот видите, товарищи бойцы, какое приятное завершение нашего соревнования, у старшего прапорщика Хайченко сын родился! Поздравляем! Были две девочки, теперь сын! Ура!

«Урааа…» «Поздравляем». «Молодец!» «А как назвали? Как его имя?» «Имя?!» Генерал это услышал.

— Тчшь, товарищи! — успокаивая, поднял руки генерал. — Это мы сейчас и узнаем, — сказал он в наступившей тишине. — Прямо из вторых рук.

— Из первых! — громко послышался с галёрки звонкий мальчишеский голос какого-то военнослужащего.

«Амфитеатр» дружно рассмеялся, закрутил головами отыскивая тот голос и, скандируя, поддержал его.

«Из первых! Из первых!»

Генерал, вновь успокаивая, поднял руку.

— Согласен, — заметил он. — Хотя вопрос, подчеркну, спорный. Из первых рук, так из первых… Товарищ старший прапорщик, скажите, как сына своего назвали?

— Сына? — едва коснувшись ногами земли, с трудом приводя себя и своё физическое состояние в относительный порядок, переспросил улыбающийся старшина.

— Сына, конечно. Боец ведь. Четыре двести! Это вам не хухры-мухры. Пятьдесят сантиметров роста! Богатырь! Ну?

— Мы не решили ещё… У нас паритет… Дочки хотят Никиту. А мы с женой Виктора.

— А мы сейчас поможем. — Заметил генерал, поворачиваясь к аудитории «болельщиков». — Кто за Никиту, поднимите руки, кто за Виктора, головные уборы. Итак, кто за… — не дожидаясь окончания вопроса, над головами «болельщиков» разноцветными праздничными одуванчиками взлетели головные уборы… — Ну вот, смотрите, — генерал рукой указал старшине. — Вопрос решён. Мы за Виктора.

— Вик-тор! Вик-тор! — скандировали «болельщики».

— Единогласным большинством, получается, — подвёл итог генерал Коломиец. — Так нет, товарищи бойцы?

«Та-ак! Та-ак!»

И не с желудком у старшины оказывается было, а с сердцем. И не хохма, а понятная радость.

— КонстантинСаныч, с тебя причитается! — Радовалсь музыканты военного оркестра.

— А я думаю, чего это ты… А ты оказывается… Молодец! — дёргал за руку старшины Санька Кобзев.

— Молоток, старшина. Молодец! Наш человек!

— Не пивбар с вас КонстантинСаныч причитается, ресторан…

— Если четыре двести, значит, четыре раза всем по четыре литра, да? — Подпрыгивал Мнацакян.

— Да-да, товарищ старшина, генерал чётко сказал, это не хухры-мухры. Мы слышали. Закон такой.

— Народный… Чтоб… чтоб…

Музыканты шутили, обнимая и хлопая старшину по спине, плечам… Поздравить пробился и дирижёр, пропустили и полковника Ульяшова, и генерала Золотарёва, и вертолётчиков с гитарами, многих, кто поблизости стоял… Свой же! Свои же, можно сказать люди… Мужчины. Мужики!

— И ещё одна просьба, теперь уже личная, от меня, — произнёс генерал Коломиец в микрофон. — Спойте, пожалуйста, ту самую, про генералов: «Я вернусь генералом, может просто солдатом» — довольно точно напел он в микрофон, зрители «взорвались» восторженными выкриками, свистом и аплодисментами. Инструменталисты «Поющего крыла» встали на свои места, подключили инструменты, и…

Пел и генерал Коломиец, и полковник Ульяшов, и генерал Золотарёв, и генерал-лейтенант авиатор…

Пели и солдаты, и офицеры, и вертолёты, кажется, лопастями приветливо чуть покачивали, и трава и кроны деревьев, окружив огромную поляну…

Когда слова песни закончилась, как и музыка, генерал вновь шагнул к микрофону.

— На этой приятной ноте мы и…

— Стоп, стоп, стоп… извините, товарищ генерал, одну минуту… — Сбоку от импровизированной сценической площадки, подпрыгивая, чтобы его увидели, музыкант, Геннадий Мальцев махал рукой. Зам командующего обернулся, нахмурился, что такое, не по уставу…

— В чём дело, товарищ прапорщик? — спросил он. — Что такое?

— У нас ещё один номер есть, товарищ генерал, чуть не забыли. Воспитанники, Бодров с Ершовым. — Сообщил он.

— А, ещё и Бодров с Ершовым… — генерал кивнул головой, — слышал, слышал. Хорошие бойцы будут. Молодцы. А где они? Я их что-то не вижу. Где они? Они здесь?

— Так точно, товарищ генерал, здесь. Сейчас… — Офицеры у импровизированной эстрады посторонились, на площадку один за другим поднялись два маленьких человечка в армейском камуфляже. У одного в руках тромбон. У другого что-то малюсенькое и блестящее, с галёрки и не разглядели. Пройдя к микрофону, маленький из них что-то сказал, но микрофон был гораздо выше, его не услышали. «Из зала» послышались выкрики: «Микрофон, микрофон… не слышно!». Генерал Коломиец шагнул к микрофону, что-то там повернул, микрофон съехал вниз, оказался как раз перед носом Ершова.