История сионизма - Уолтер Лакер

и рабочим банком и контролировать целый ряд экономических мероприятий. За следующие три года численность рабочих, организованных в профсоюзы, удвоилась, и к 1923 г. каждый второй еврейский рабочий был членом Хистадрут — вопреки крайне неблагоприятным условиям, в которых создавалась эта федерация: в 1920 г. один из четырех рабочих был безработным, а Всемирная сионистская организация не располагала средствами для ликвидации внезапного кризиса. Палестинское правительство готово было обеспечить для евреев рабочие места в секторе общественных работ, но профессиональных строителей среди евреев было немного, а другие нуждались в специальной подготовке. Хистадрут в те годы была крайне бедной организацией. Семь членов ее первого исполнительного комитета (четверо из «Трудового союза» и трое из «Хапоэль Хацаир») вынуждены были жить все вместе в одной комнате. Штаб исполнительного комитета поначалу размещался в Тель-Авиве, а в 1922 г. был перенесен в Иерусалим. В 1925 г., когда выяснилось, что Иерусалим слишком удален от основных центров еврейского труда, штаб вернули в Тель-Авив. Чтобы преодолеть все встававшие перед ними препятствия, лидерам Хистадрут понадобился поистине огромный энтузиазм. «Управление по делам труда и управление по делам иммиграции (размещавшиеся в одной общей комнате) были сущим адом! — сообщал один из очевидцев. — Чувствовалось, что если кризис в ближайшее время не кончится, то Хистрадут ничего не добьется и будет вынуждена выйти из игры. Ежедневно нам приходилось регистрировать сотни голодных товарищей; не было ни работы, ни резервного фонда для выделения финансовой помощи безработным»[443].

Подобно предшествующей и последующей волнам иммиграции, третья алия тоже прошла через период «великого отчаяния». Какое-то время казалось даже, что городские рабочие отвернутся от сионизма и перейдут в ряды коммунистов, которые уже появились в Палестине под маской Социалистической рабочей партии («Мифлегет Поалим Социалистит»). Эмиграция из Палестины также превратилась в серьезную проблему. Правда, процентное соотношение тех, кто предпочел вернуться в Европу, с численностью новых иммигрантов было не так высоко, как до 1914 г.: согласно достоверным оценкам, лишь около 25 % послевоенных иммигрантов покинули Палестину в течение нескольких лет. Но в 1923 г., когда поток иммиграции уже иссякал, эмиграция возросла до 43 %. Эта тенденция продолжалась до 1924 г., когда экономический кризис сменился новой эпохой процветания и неожиданный приток иммигрантов положил начало периоду оживленной экономической активности.

История лейбористского движения палестинских евреев началась, строго говоря, только после I мировой войны. Все, что происходило прежде, можно назвать в ретроспективе всего лишь прелюдией, предысторией. И хотя вторая алия подготовила почву для дальнейшего развития, но без третьей волны эмиграции строительство национального дома для евреев потерпело бы крах. Численность еврейских рабочих — как в городах, так и в сельскохозяйственных поселениях — до 1914 г. была крайне мала. И даже квуца — самое, пожалуй, важное достижение второй алии — была не более чем предшественницей киббуцев, которые после 1918 г. открыли эпоху широкомасштабного коллективного сельского хозяйства. Дегания, «мать квуцот», в момент своего основания насчитывала всего 12 членов. Десять лет спустя первый киббуц, Эйн Харод, включал с самого начала 215 человек.

Возникновение киббуцев на долгое время отвлекло внимание от развития другого типа сельскохозяйственных поселений, появившегося также после I мировой войны, — мошава (букв, «поселение»). Мошав представлял собой попытку совместить индивидуальную инициативу с коллективной деятельностью: каждый член мошава обрабатывал свой участок земли, но соблюдались строгие правила коллективной торговли. Успех мошава зависел от усердия и опыта каждого из его членов. Этот тип поселений привлекал тех людей, которым не нравились недостаток личной инициативы или социализация частной жизни в киббуцах. Первые мошавы — например, Нахалал и Кфар Иегескел — были основаны приблизительно в то же время, что и первые киббуцы, однако развивались они значительно медленнее, поскольку, в отличие от киббуцев, не особенно привлекали членов сионистских молодежных организаций в диаспоре. Киббуц представлял собой новый образ жизни, а мошав со стороны казался в лучшем случае лишь шагом на пути к нормализации общественного уклада. В 1930 г. в Палестине существовало всего 9 мошавов, в общей сложности насчитывавших около 900 членов. Но крупные волны иммиграции 1930-х, 1940-х и 1950-х гг. повлекли за собой период бурного развития мошавов. В 1963 г. их уже было более 300, а общая численность их населения — 110 000 человек — превысила общую численность киббуцни-ков. У посторонних наблюдателей мошав не вызывал оживленного интереса из-за того, что был лишен свойственной киббуцам оригинальности; его социальная структура была менее революционной. И, в отличие от киббуцев, мошавы никогда не пользовались сколь-либо заметным политическим авторитетом. Более того, со временем коллективный элемент в укладе мошавов сходил на нет, а частная сфера в их экономической и социальной структуре соответственно расширялась. В каком-то смысле мошав можно назвать пасынком сионистского движения, однако и он сыграл немаловажную роль в принятии новых иммигрантов и в развитии сельского хозяйства.

ТРЕТЬЯ АЛИЯ

Третья волна иммиграции составляла в те времена крупнейший элемент еврейского труда в Палестине. Около 65 % всех сельскохозяйственных и городских рабочих в середине 1920-х гг. были послевоенными иммигрантами и только 16 % — коренными палестинцами. По своему составу этот новорожденный рабочий класс еще не являлся «нормальным» обществом: около 60 % его представителей были молоды и не состояли в браке; кроме того, отмечалось резкое преобладание мужчин над женщинами (72:28). Несмотря на то что около двух третей новых иммигрантов первоначально стремились поселиться в квуце или киббуце, только 20 % из них стали работать в сельском хозяйстве, а около 25 % были заняты в строительстве и на общественных работах. Но многие из последних считали такое положение дел лишь временным: около половины строителей, работавших в городах, мечтали рано или поздно заняться земледелием. Возрос удельный вес рабочих в советах палестинской еврейской общины. До 1914 г. их влияние было абсолютно незначительным, но благодаря иммиграции 1920-х гг. рабочие стали постепенно превращаться в мощный социальный и политический фактор и входить в исполнительные комитеты организаций палестинских евреев.

Встреча второй и третьей волн иммиграции оказалась довольно конфликтной и напряженной. Между иммигрантами двух поколений обнаружились существенные различия в социальном происхождении, мировоззрении и политической ориентации. Кроме того, своеобразно проявился «конфликт отцов и детей»: новые иммигранты были гораздо более склонны к радикализму. Но лидеры второй алии, уверенные в себе и в своих идеалах, все еще крепко держали в руках бразды правления. Кроме того, они уже обладали определенным опытом, и в этом тоже заключалось их преимущество. В год основания Хистадрут Голде Меир было всего двадцать два года, Мейру Яари и Мордехаю Намиру — по двадцать три, Бар Иегуде — двадцать пять, Арану и Хасану — по двадцать одному году, Аарону Цислингу — девятнадцать, а Елиезеру Каплану, одному из самых старших представителей этой группы, — двадцать девять. Все эти люди