Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цисами не собиралась этого делать, но все произошло как бы само собой. Не выпуская рукоятки ножа, она сказала:
— Значит, надо было сделать мне семейную скидку. А теперь ты расскажешь все, что знаешь. Когда я получу награду, то уплачу тебе одну связку золотых лянов, я ведь не воровка. И я не выпотрошу тебя прямо сейчас только ради того, чтобы твоя мамаша не отзывалась обо мне дурно на семейных сборищах. Иначе придется убить и ее, испортив праздник. Договорились?
Эйфань застонал и заизвивался.
— О-о… из меня кровь хлещет, как из зарезанной свиньи! Я тебя разве не предупреждал, что обивку трудно отмыть?
— Не шевелись, от этого кровь течет сильней. И кстати, не вздумай болтать.
— Я умираю, — заскулил Черная Вдова и попытался позвать на помощь.
Цисами слегка повернула нож. Звуконепроницаемая комната — это очень полезно. В конце концов, как она и рассчитывала, Эйфань проявил благоразумие, а договор был заключен. Цисами вышла из «Колеблющейся ивы и хвоста девицы» в приподнятом настроении; она не только заплатила меньше, чем ожидала, не только получила необходимые сведения, но и заручилась поддержкой Сети на все время своего пребывания в Цзяи. Не зря она питала к Эйфаню родственную слабость. Он бывал таким милым.
Напевая, Цисами вышла из дома, по пути шикнув на хозяйку. Все-таки это платье нужно было выбросить.
Она нацарапала у себя на руке: «Добыл опиум?»
«Да. И нашел место, где подают суп из акульих плавников».
Воистину, вот это неожиданная новость. Жизнь налаживалась.
Сали в одиночестве сидела на балконе «Пьяного монаха», глядя на главную улицу квартала Розовый Хребет. Хозяин трактира и вышибала уставились на нее, когда она вошла, но не стали беспокоить. Сали достала кошелек с лянами, и сразу же мужчины стали рады услужить ей, как любому другому посетителю.
Подавальщица, полная женщина с внешностью строгой хозяйки, долила Сали кружку далеко не сразу — впрочем, она ни к кому из посетителей особо не торопилась. Сали вежливо поблагодарила ее и продолжила наблюдать за улицей, особенно за ярко-желтой дверью в доме напротив.
Наконец появились Даэвон и Мали. Она прищурилась, когда они, держась за руки, перебежали улицу. Здесь они открыто выражали свои чувства, гораздо откровеннее, чем в Незре. Сали была готова предоставить парочке определенную свободу, но они явно испытывали ее терпение. Что дальше? Они поженятся, не спросив разрешения?
— Похоже, жизнь ему не особо дорога, — пробормотала Сали, сделала слишком большой глоток цзуйжо и обожгла язык.
Мали и Даэвон появились на балконе, по-прежнему держась за руки. Они сели и прильнули друг к другу.
— Далеко нас не пустили, — пожаловалась Мали. — Они не принимают на обучение катуанцев.
— Разумеется. Я бы сама скорее умерла, чем стала обучать оседлых приемам Броска Гадюки, — сказала Сали и внимательно взглянула на них. — Не то что наши жестянщики, которые оказывают услуги врагам.
Веточка не смутилась.
— Праведный гнев прибереги на потом. У тебя всегда есть возможность оружием проложить себе дорогу. А мы, ремесленники, не намерены умирать, если механизм откажет.
— Я тоже не хочу, чтобы вы умерли, — признала Сали. — Ну, что вы видели?
Даэвон достал переплетенную в кожу тетрадь для набросков и угольным карандашом провел несколько перпендикулярных линий.
— Ворота ведут в открытый внутренний двор. Строения слева смыкаются с главным зданием. Крыша соединяет два ряда зданий, дорожка между ними ведет на задворки. Справа — кусты и деревья, на полпути к задней стене — пруд. Фонари здесь, здесь и здесь.
Мали добавила:
— Угловое здание — это, видимо, кухня. Здесь трубы… — Она огляделась. — А где твой щеночек?
— Пошел на разведку в переулок. — Сали осушила кружку и внимательно посмотрела на рисунок. — А кто-нибудь видел мальчишку внутри?
Даэвон вырвал лист из тетради и протянул ей.
— Нет, но Йунса работает рикшей. Он несколько раз возил учеников, которые постоянно о нем болтали.
Сали неохотно признала, что Даэвон свое дело знает. Он был внимателен, сосредоточен и бесстрашен. Ее мать сказала бы, что Даэвон обращает внимание на каждую прожилку в стволе.
Сали оставила чаевые, и все трое вышли из «Пьяного монаха». Они шли переулками и задними дворами, избегая толпы и стараясь не привлекать внимания. Розовый Хребет славился своими школами боевых искусств, и военные тоже нередко селились здесь, поэтому на улицах квартала попадалось мало катуанцев. А те, кто попадался, привлекали нежелательные взгляды.
— Сколько человек? — спросила Сали.
Мали сияла, как гордая мать тройняшек.
— Сегодня утром перевалило за тысячу.
Сали прикусила язык. Их внезапный успех оборачивался бедой. Как вывести из города такую толпу?
Даэвон быстро добавил:
— Примерно пятая часть намерена остаться. Они просто хотят нам помочь и наплевать в лицо чжунцам.
Он понимал, как трудно перемещаться такой большой толпе. Прятаться и отбиваться от солдат — полдела. Всех этих людей также нужно было кормить и перевозить. Скудных припасов не хватило бы даже на три дня, а путь до Травяного моря занимал куда больше времени.
Они вышли на главную улицу, а потом срезали дорогу и миновали ворота квартала Шафрановая Догма. Их беседу заглушал уличный шум. Они шли, опустив головы и стараясь держаться в тени, пока не добрались до Катуанского квартала, целыми и невредимыми.
Несколько человек кивнули Сали, в том числе Соа, ее любимый уличный торговец, который счел необходимым перенести свой лоток поближе к гостинице. Сали теперь все знали, и количество катуанцев, входивших в гостиницу и выходивших из нее, уже вызывало подозрения. Достаточно было одному любопытному стражнику увидеть этот поток и почуять неладное.
К счастью, хозяин гостиницы Эсун тоже принадлежал к подполью — он открыл для заговорщиков заднюю дверь и предложил им занять два верхних этажа. Первый использовали как склад припасов для предстоящего бегства, а второй превратили в штаб-квартиру.
Хампа сторожил на лестнице. Приложив кулак к груди, он поклонился.
— Наставница…
— Перестань кланяться каждый раз, когда видишь меня, — буркнула Сали.
В первые несколько дней это было приятно, но теперь ей хотелось треснуть Хампу головой о стенку. Он называл ее словом, которое редко использовали вне торжественных церемоний, например похорон. Сали сама так говорила, когда только вступила в секту, пока Алина под угрозой побоев не приказала обращаться к ней «сестра». Сали еще больше полюбила за это свою наставницу, однако была не готова оказать такую же честь мальчишке.