Лунные хроники. Мгновенная карма - Марисса Мейер

– Почему так получалось? – спрашиваю я.

Взгляд Морган становится еще более суровым.

– Что?

– В Центре и раньше занимались сбором средств. Они годами пытались найти какие-то эффективные способы. Но… появляюсь я, планирую одно скромное мероприятие по уборке пляжа, и оно вдруг оказывается самым успешным однодневным фандрайзингом за всю историю Центра?

– Нет, как выяснилось, не самым успешным. – Морган издает резкий смешок. – Потому что деньги таинственным образом исчезли, если помнишь.

– Именно это я и говорю! – Охваченная внезапным волнением, я спрыгиваю с табурета и выхожу из-за прилавка.

– Может, такое уже бывало. На самом деле… держу пари, это случалось довольно часто. Что, если всякий раз, когда Центр устраивал фандрайзинг, часть денег пропадала? Вот почему кампании никогда не окупались.

Я нервно пробегаю пальцами по волосам.

– Точно. Вот как я могу доказать, что это была не я. Кражи случались и раньше, повторялись снова и снова… задолго до того, как я стала волонтером!

Морган смотрит на меня так, словно у меня только что вырос хвост.

– Ты действительно пытаешься убедить меня в том, что…

– Я ни в чем не пытаюсь тебя убедить! – огрызаюсь я. – Просто я знаю, что не брала денег. Я решила, что они потерялись, или их положили в другое место, или та старушка ошиблась и не давала никаких денег. Ну, какой человек посмеет украсть деньги у спасателей животных?

Морган буравит меня злобным взглядом, но я не обращаю на нее внимания.

Вопрос звенит в моей голове, как, наверное, должен был звенеть весь месяц. Знаки. Улики.

Случалось ли такое раньше?

Кажется абсурдом, что все их предыдущие кампании по сбору средств разочаровывали. Понятно же, что люди хотят помочь Центру. Им небезразлична судьба животных.

Но, если деньги поступали, то они тотчас исчезали.

Кто мог пойти на такое?

И зачем?

Я думаю о том, что сказал Квинт. Азы преступления. Возможность и мотив.

Это должен быть кто-то из тех, кто давно работает в Центре. Достаточно долго, иначе бы Роза не отказалась от кампаний по сбору средств. И этот кто-то имел доступ к собранным деньгам.

Сама того не сознавая, я расхаживаю из угла в угол, пока не останавливаюсь как вкопанная.

– Шона, – шепчу я.

Морган хохочет.

– Шона? Милая маленькая бабуля, которая добровольно помогает бедным животным?

– Она не волонтер. Она наемный работник и получает зарплату.

– О! Ну, тогда она, должно быть, преступница.

– Послушай. Я не знаю, она ли это. Но точно знаю, что это не я. И она там уже много лет! Кроме того, она ведет бухгалтерию, распоряжается всеми деньгами. Ей ничего не стоит оставить немного себе. И… – У меня перехватывает дыхание. – На пляже. Я видела, как она держала банку. Именно Шона привезла ее обратно в Центр. Она могла в любое время взять оттуда немного денег, и никто бы никогда не узнал.

Морган закатывает глаза:

– Ладно, я уже достаточно наслушалась. Не стану винить тебя за попытку, но не проще ли признаться, чем сваливать вину на кого-то другого? И нашла тоже, на кого – на Шону!

– А сапоги! Не прошло и двух дней после уборки, как она пришла в тех новеньких сапожках. Или… винтажных. Неважно. Они не могут быть дешевыми. И сразу после того, как меня уволили, я увидела ее с сережкой, той самой, потерянной? И это настоящий бриллиант.

Морган снова хохочет:

– Значит, теперь ты собираешься сказать мне, что она еще и сережку украла?

– Нет! Я думаю, она купила сережку в ломбарде, и знаю, что она стоила дорого. Я всегда думала, что украшения, которые она носит, – это бижутерия, но, если нет… откуда у нее деньги на драгоценности? Роза не может платить ей так много.

Морган пожимает плечами:

– Социальное обеспечение? Пенсия? Она вышла на пенсию лет двадцать назад. Наверное, она и сама накопила немалую сумму на старость.

Я морщу лоб. Морган права. Шона могла выйти на пенсию, имея приличное состояние. Может быть, она работает в Центре вовсе не из-за денег, а просто чтобы чем-то себя занять, почувствовать свою причастность к полезному делу.

Я сглатываю, понимая, что могу ошибаться. Я готова ухватиться за любую соломинку, чтобы восстановить свое доброе имя, но совершенно очевидно, что у меня нет прямых доказательств нечистоплотности Шоны. Я не могу огульно обвинять ее.

Я знаю, каково это – стать жертвой ложного обвинения, и никому не пожелаю такой участи.

– Как ее фамилия? – спрашивает Джуд.

Я поворачиваюсь к нему. Я и забыла, что они с Ари здесь, но они оба смотрят на нас с Морган так, словно мы разыгрываем эпизод из сериала «CSI: Место преступления»[61] в декорациях Фортуна-Бич.

Я понятия не имею, как фамилия Шоны, но Морган говорит:

– Кажется, Крэндон.

Джуд что-то набирает в телефоне.

Морган складывает руки на груди, и ее взгляд мечется между мной, Джудом и Ари.

– Есть! – вскрикивает Джуд, заставляя нас вздрогнуть. На его лице широкая ухмылка, но, когда он поднимает глаза, она тотчас сменяется обеспокоенным выражением. – Я имею в виду, на самом деле ничего хорошего. Но… Прю, этого должно быть достаточно, чтобы, по крайней мере, разобраться с ней.

Он протягивает мне свой телефон. Он нашел статью из лос-анджелесской газеты. Наверху – фотография Шоны в шикарном деловом костюме. Она выглядит гораздо моложе, и в ее волосах только-только начинает пробиваться седина.

Заголовок гласит: НЕКОММЕРЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ОКРУГА ОРИНДЖ СНИМАЕТ ОБВИНЕНИЯ С БУХГАЛТЕРА, ПОДОЗРЕВАЕМОГО В РАСТРАТЕ БОЛЕЕ ДВУХСОТ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ.

– Не может быть. – Морган выхватывает у меня телефон.

– Эй! – Я пытаюсь забрать его обратно, но она поворачивается ко мне спиной и начинает листать статью. Я фыркаю и читаю, заглядывая ей через плечо.

Из публикации следует, что Шона в течение шести лет работала в другой некоммерческой организации, помогающей бездомным, прежде чем ее заподозрили в растрате денег с целью совершения личных покупок и даже оплаты своих счетов. Ее уволили, но в конце концов обвинения были сняты.

– Почему они сняли обвинения? – спрашивает Ари, переминая с ноги на ногу рядом с нами.

– Здесь ничего не сказано. – Морган возвращает мне телефон. Выглядит она ошеломленной. – Судебные тяжбы стоят очень дорого и отнимают много времени. Может, они просто не захотели этим заниматься.