Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

– Поэтому я польщен, и для меня большая честь принять такое предложение.

Царица прослезилась:

– Ты в самом деле его принимаешь?

– Да.

– Предупреждаю, я также потребую называть меня «мама».

– Хорошо… мама.

Ада утерла глаза вышитым платочком, подняла голову, выпрямилась и, прокашлявшись, объявила:

– Стало быть, я, Ада, дочь Мавсола, царица Карии, усыновляю тебя, Александра, царя македонян, и объявляю единственным наследником всего моего имущества.

Она протянула ему руку, и Александр поцеловал ее.

– Завтра я жду тебя в Алинде, сын мой. А сейчас, милый, поцелуй меня.

Александр встал, расцеловал ее в обе щеки, и ему понравились ее восточные духи из сандала и лесной розы. Подошел Перитас, виляя хвостом и скуля в надежде, что хотя бы эта госпожа раздобрится и даст ему печенья.

Царица погладила его:

– Какой милый этот твой зверь, хотя и немного… грубоват.

Затем она удалилась вместе со своей свитой, оставив угощение своему сыночку и его друзьям, этим ребяткам с ужасающим аппетитом. Александр смотрел, как она уезжает на своем белом муле, а слуга держит над ней огромный вышитый зонтик, в то время как другой отгоняет мух. Обернувшись, он встретился взглядом с Евменом, не знавшим, смеяться ему или принять торжественный вид.

– Горе тебе, если донесешь об этом моей матери, – пригрозил ему Александр. – С нее станется отравить меня. – Потом повернулся к псу, уже потерявшему терпение в бесплодном ожидании и лаявшему во все горло, и крикнул: – А ну-ка, лови!

На следующий день, чуть свет, Александр велел Пармениону вести войско на Миласу, принимая по дороге от его имени сдачу всех городов, больших и маленьких, а сам вместе с Гефестионом и телохранителями поскакал в направлении Алинды.

Они пересекли обширные виноградники, источавшие тончайший, но сильный дух своего невидимого цветения, и зеленые просторы пшеничных полей, а потом пастбища, расцвеченные бесчисленным разнообразием всевозможных цветов, где преобладали большие алые пятна маков.

В зное южного солнца перед ними возник возвышающийся на вершине холма город Алинда, окруженный массивной стеной из серого камня. Над ним, как хмурая скала с башнями, нависала огромная крепость с развевающимися голубыми флагами Карийского царства.

На стенах виднелись ряды солдат с длинными копьями, луками и колчанами на ремне, а перед воротами, построившись в два ряда, стоял конный отряд – в парадных доспехах, на конях в блестящей сбруе.

Когда Александр с Гефестионом приблизились, городские ворота открылись и появилась царица Ада. Она восседала на носилках под балдахином, за спиной у нее шли шестнадцать полуголых рабов. Карийские девушки в греческих пеплосах разбрасывали по земле розовые лепестки.

Александр спешился и вместе с Гефестионом пошел дальше пешком, пока не оказался перед носилками. Ада, сделав знак опустить ее на землю, шагнула навстречу приемному сыну и поцеловала его в лоб и в темя.

– Как твое здоровье, мама?

– Как видишь, хорошо, – ответила царица, после чего велела унести носилки, взяла Александра под руку и направилась с ним в город, где их обступила праздничная толпа: всем не терпелось взглянуть на сына царицы Ады.

Из окон сыпались цветы и лепестки роз и маков; эти лепестки весело кружились в воздухе на весеннем ветерке, напоенном запахами скошенной травы и свежего сена.

Послышались звуки флейт и арф – сладчайшая и слегка инфантильная музыка, напомнившая Александру песенки, которые ему когда-то давным-давно пела кормилица.

Среди этой праздничной толпы, в этом вихре цветов и запахов, под руку с ласковой, нежной и незнакомой матушкой, он растрогался. И чем больше он завоевывал эту страну, где за каждым холмом открывалась какая-нибудь тайна, где в равной степени могли таиться и кровавая засада, и магия зачарованного места, тем больше она манила его идти дальше, чтобы открывать все новые чудеса. А что там, за горами, венцом возвышающимися над башнями Алинды?

Вход в крепость был украшен фигурами богов и героев этого древнего города; перед статуями выстроились вельможи в богатых нарядах золотого и серебряного шитья. На верху лестницы было приготовлено два трона: один, повыше, в центре, а другой, пониже и поскромнее, слева.

Ада указала Александру на более внушительный, а сама села сбоку. Всю площадь перед крепостью заполнила толпа; везде толкались люди разного достатка и положения. Глашатай призвал к тишине, после чего громогласно по-карийски и по-гречески объявил об акте усыновления.

Раздались продолжительные аплодисменты, на что царица ответила поднятием руки, а Александр поднял обе, как делал это перед строем своего войска.

Потом ворота за спиной у них открылись, и двое монархов, мать и сын, скрылись внутри.

Глава 22

Александр с Гефестионом хотели уехать днем, но это было совершенно невозможно. Вечером Ада устроила пир горой и пригласила всю городскую знать. Многие из гостей заплатили немалую сумму за возможность поучаствовать в пиршестве и поднесли царице ценные подарки, словно молодой матери, родившей первенца.

На следующее утро македонян отвели посмотреть крепость и город, и, как они ни настаивали, им так и не удалось уехать до второй половины дня. Александру пришлось попотеть, уговаривая свою новую мать отпустить его. Пришлось терпеливо объяснять ей, что, в конце концов, идет война и на Галикарнасской дороге его ждет войско.

– К сожалению, – сокрушенно вздохнула Ада в момент прощания, – я не могу дать тебе солдат. Тех, что у меня осталось, едва хватит для защиты крепости. Но я дам тебе кое-что поважнее солдат…

Она хлопнула в ладоши, и тут же, откуда ни возьмись, появились люди с вьючными животными и повозками, полными мешков и корзин.

– Кто… кто эти люди? – спросил встревоженный Александр.

– Повара, сын мой. Повара, пекари и кондитеры – лучшие, каких только можно найти к востоку от Проливов. Тебе нужно хорошо кушать, дорогой, со всеми этими переутомлениями, войной, битвами… Могу себе представить, как ты живешь: не думаю, чтобы македонские повара славились изысканной стряпней. Представляю, как они дают тебе солонину с пресным хлебом, которые дурно усваиваются желудком, – невозмутимо продолжала рассуждать царица, – и потому думаю, что…

Александр вежливым жестом прервал ее:

– Ты очень любезна, мама, но, говоря по совести, не это мне нужно. Хороший ночной марш – вот отличное средство, чтобы позавтракать с аппетитом, а потом весь день верхом – и ужин окажется хорош, что бы ни стояло на столе. А когда мучает жажда, холодная вода лучше самых тонких вин. Честное слово, мама, все это будет мне скорее мешать. Однако я благодарен тебе так, как если бы принял все это.

Ада понурилась:

– Я хотела лишь сделать тебе приятное, позаботиться о тебе.

– Знаю, – ответил Александр, беря ее за руку. –