Некроскоп - Брайан Ламли

Драгошани тем временем успел углубиться на пять-шесть футов, отгребая в сторону землю, листья, остатки корней и растений. Он достиг твердого слоя мерзлой земли непосредственно над могилой. Погрузив пальцы в странного вида плодородную почву, он вдруг почувствовал, что они уперлись во что-то твердое, глухо звякнувшее при прикосновении. Он начал работать быстрее — и вот уже на поверхности появились звенья цепи из чистого серебра, массивные и тяжелые. Каждое звено было не менее двух дюймов длиной, а толщина прута, из которого они были согнуты, составляла около полудюйма.

— Как... как велика эта цепь? — задыхаясь, спросил он.

"Ее хватило, чтобы удержать меня здесь... до сих пор”, — ответил Тибор.

Простой, казалось бы, ответ вампира таил в себе столько злобы, прозвучал так угрожающе, что у Драгошани волосы встали дыбом. Звучавший в его голове голос Тибора клокотал от злобы и ярости, идущих, казалось, из самой земли. Драгошани был некромантом и знал, что он жесток, как дикий зверь, но рядом со старым дьяволом он ощущал себя невинным младенцем.

Схватившись за кусок серебряной цепи, он выпрямился и потянул ее из земли с невероятной силой, которой никогда в себе не ощущал. Цепь вырвалась на поверхность, разбрасывая во все стороны комья слежавшейся земли, обломки мелких корешковой веток. Задрожали даже корни стоявших вокруг огромных деревьев, много лет скрывавших от посторонних глаз таинственную могилу. В три приема перетащив цепь к внешнему краю разрытого участка земли, Драгошани решил, что она, должно быть, весит не менее пятисот или даже шестисот фунтов. Окажись он на Западе, он мог бы стать очень богатым человеком. Но в Москве... в Москве такая цепь обеспечила бы ему как минимум десять лет на соляных шахтах в Сибири. В СССР запрещено кладоискательство — оно расценивается как воровство.

С другой стороны, какой ему прок от этого сокровища? Никакого, кроме, пожалуй, одного — он может использовать его как средство к достижению цели. Он не может сейчас насладиться плодами своего труда, как это делают другие. Но однажды придет день его триумфа, когда остальные — все без исключения — упадут к его ногам и лидеры всех государств мира почтительно склонятся перед Великой Державой Валахов. Вот о чем втайне мечтал Драгошани, вот о чем думал, когда, вытащив на край ямы последние звенья цепи, стоял, часто и тяжело дыша, вглядываясь в черноту потревоженной могильной земли.

Он криво усмехнулся, вспомнив времена, когда он ничего не мог разглядеть в такой темноте, даже несмотря на то, что у него всегда были глаза, как у кота. А сейчас... Сейчас он видел все, как при дневном свете! Еще одно доказательство того, что внутри его живет вампир, завладевший его телом и вскоре намеревающийся завладеть его умом. Драгошани был уверен, что обещание Тибора избавить его от этого существа яйца выеденного не стоит. Ну что ж, если он должен жить и дальше с этой пиявкой внутри, пусть будет так. Но хозяином положения останется он, а не это чудовище. Когда-нибудь, как-нибудь он найдет способ...

Однако эти мысли Драгошани предпочел держать при себе...

Наконец дело было сделано, и серебряная цепь кольцом окружила разрытый участок земли.

— Ну вот, — обратился он к Тибору, — я закончил. Теперь тебя больше ничего не удерживает, Тибор Ференци.

«Ты хорошо поработал, Драгошани. Я доволен. А теперь я должен поесть и отдохнуть. Не такое уж это легкое дело — вернуться из могилы. Будь любезен, отдай мне то, что ты принес, и, я надеюсь, ты позволишь мне насладиться твоим подарком в одиночестве. Мне потребуется то же самое завтра ночью, тогда я смогу встать рядом с тобой и полюбоваться звездами. И ты тоже обретешь свободу...»

Драгошани пнул овцу, которая тут же очнулась. Он зажал ее ногами и запрокинул голову бедного животного. Вытащив блестящее острое лезвие, он легко и быстро полоснул им по горлу овцы, так что оно осталось чистым, успев отлететь, прежде чем первая струя крови обагрила взрытую землю. Схватив бьющееся в судорогах животное за холку и хвост, он шагнул вперед и швырнул его прямо в середину ямы. Овца вскочила было на ноги, но почувствовала боль и поняла, что ей пришел конец. Заливаясь кровью, она повалилась на бок, забилась в агонии и затихла.

Драгошани отступил назад, потом отошел еще подальше и мысленно услышал глубокий вздох плотоядного вожделения и удовольствия, который издал вампир.

«А-а-а-а-х! Это не совсем мне по вкусу, Драгошани, но тем не менее вполне сойдет. Я должен поблагодарить тебя, сынок, но с выражениями благодарности придется подождать до завтра. А сейчас уходи. Я голоден и устал, к тому же одиночество послужит для меня лекарством, в зависимости от которого я по-прежнему нахожусь...»

Драгошани не пришлось просить дважды. Он попятился от разрытой могилы, от пульсирующего черного круга в ее середине. Уже на ходу он успел краем глаза увидеть слабое движение на поверхности и ощутить, что вампир под землей зашевелился. Да, Тибор Ференци обрел способность двигаться — некромант почувствовал, что под его ногами тот потянулся, почти что услышал хруст застывших мускулов и скрип старых костей, в то время как тело старого дьявола наполнялось кровью и приобретало прежнюю гибкость. А потом...

Тело овцы стало погружаться в пропитанную кровью почву. Такое впечатление, сама земля, разверзнув рот, всасывает ее в себя. Под мертвым животным Драгошани уловил какое-то движение, но не успел определить, что именно это было. Продолжая пятиться, он ударился спиной о ствол дерева, быстро обогнул его и бросился прочь, подальше от того, что происходило за его спиной, не переставая, однако, оглядываться на тело овцы.

Животное, покрытое густой шерстью, было довольно большим и тяжелым, но Драгошани видел, что оно очень быстро уменьшилось в размерах, а потом и совсем исчезло — словно растворилось. Некромант попытался мысленно связаться с Тибором, но, ощутив исходящую от вампира поистине звериную страсть, мгновенно ретировался.

Едва животное было полностью поглощено землей, как почва начала дымиться. Холодный туман поднимался от нее, густел на глазах и окутывал все вокруг, скрывая от глаз происходящее. Словно земля потела или кто-то, лежавший внутри ее, глубоко и жадно дышал, как после долгого перерыва.

Все, хватит! Драгошани подбежал к Бату. Приложив палец к губам, он дал ему знак следовать за собой, и они помчались вниз по склону вдоль заросшей просеки к машине.

* * *

Чуть раньше в этот же день в семистах милях от крестообразных холмов Гарри Киф стоял перед надгробным камнем, на котором было высечено имя Августа Фердинанда Мёбиуса и низке даты — “родился в 1790 г., умер 26 сентября 1868 г.”. Гарри думал о том, что это был черный день для науки чисел, поистине черный день. Точнее, для топологии и астрономии. Он, конечно, имел в виду тот день, когда умер Мёбиус.

Некоторое время назад здесь были студенты — по большей части из Восточной Германии, но, как и студенты во всем мире, длинноволосые, одетые в какие-то невообразимые наряды. Тем не менее вели они себя очень почтительно, как и подобало в таком месте. В присутствии этого человека Гарри тоже испытывал почтение, почти благоговейный трепет. Он ждал, когда останется у могилы один. К тому же ему необходимо было подумать, каким образом лучше обратиться к Мёбиусу, ибо здесь лежал не обыкновенный человек, но мыслитель, открывший множество верных путей развития науки.