Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Жеральд Мессадье

Бентинк узнал об этом от своих эмиссаров и передал Себастьяну.

Их встреча была унылой. Оба потягивали портвейн в обществе шевалье де Барбере в гостиной гаагского дома. Мартовское небо оттенка светлого серебра позволяло надеяться на весну, но настроение было зимним. Бентинк сохранял свою природную невозмутимость, но Себастьян уже начинал терять терпение из-за постоянных препон. Барбере довольно метко сострил:

— Сударь, Дон Кихот сражался с ветряными мельницами. Голландия для этого в самый раз подходит. Вы ведь тоже сражаетесь с призраками.

Попытка сближения с д'Афри обернулась даже против самого советника. Два дня спустя Бентинк пришел сообщить Себастьяну:

— Д'Афри заявил Главному Пенсионеру — так в Соединенных провинциях называют премьер-министра — и двум чиновникам Министерства иностранных дел, господину Зелингуланде и графу Хомпешу, что я пытался обмануть его, чтобы втянуть в безумную затею — мирные переговоры с Англией.

— Они сами вам это сказали?

— Нет, но я был извещен. Они ответили, что я таким образом пытался поднять свой престиж, пошатнувшийся в Соединенных провинциях и в Англии. Поверьте мне, мы столкнулись с яростной контратакой Шуазеля.

— Вот лихие ребята! — воскликнул Барбере.

Бентинк, сперва сбитый с толку, расхохотался.

Через три дня прибывший из Парижа нарочный привез Себастьяну запечатанное письмо; он узнал на печати, нетронутой на сей раз, герб Бель-Иля.

«Дорогой друг, покиньте Соединенные провинции, как только сможете. Шуазель дал приказ арестовать вас и доставить сюда в кандалах. Король не воспротивится. Большего сделать не могу.

Ваш огорченный друг Бель-Иль».

Когда Себастьян прочитал послание, Барбере был рядом. Он сразу все понял по лицу своего покровителя. Их взгляды встретились. Барбере налил рюмку портвейна и принес ее Себастьяну. Тот сел, подавленный известием.

— Сударь, — сказал Барбере, — не знаю, что вы сейчас прочли, но вас это явно не обрадовало. Позвольте сказать: в этой стране что-то запахло тухлой рыбой.

— Вы правы, — ответил Себастьян. — Но я все же вытряхну из бочки эту тухлятину.

Был понедельник, 26 марта. Себастьян встал, бледный от гнева, надел свою шубу, потом направился в посольскую резиденцию Франции и попросил встречи с д'Афри. Тот, удивленный дерзостью поступка, принял графа. И сразу же повел себя свысока.

— Сударь, — заявил д'Афри резко, — вы влипли в дрянную историю, скажу — даже очень дрянную, осмелившись написать госпоже де Помпадур и уверить ее в том, что господин Бентинк ван Рооне поддерживает ваш бредовый прожект! Я уполномочен сказать вам, что вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, слышите? И я вам приказываю именем короля заниматься вашими собственными делами. Я был слишком добр, принимая вас, но это в последний раз!

Себастьян смерил его взглядом, пропитанным холодным бешенством.

— Если кто и влип в историю, д'Афри, то это не я, а вы! Не знаю, что приказал вам король, но позвольте заметить, что я не его подданный и не обязан получать от него приказы. Слышите меня?

Д'Афри побледнел.

— В любом случае, — повысил тон Себастьян, — мне известно, что вы в подчинении у господина де Шуазеля и что король не знает ни о чем из того, что вы делаете и рассказываете. Желаю приятно провести день!

Все это время двери оставались открытыми. Весь штат посольства, включая Барбере, ожидавшего в прихожей, слышал перепалку.

— Он наверняка попытается отомстить, — сказал Барбере.

— Это не так-то легко. Не он хозяин здешней Республики.

Вернувшись к себе, Себастьян написал записку Йорку, прося о встрече на завтра; ему надо было опередить маневр д'Афри.

Их вторая беседа длилась четыре часа. Посол показал Себастьяну ответы премьер-министра Уильяма Питта, лорда Холдернесса, и военного министра, герцога Ньюкасла. Таким образом, Йорк проявил гораздо больше доверия и открытости, чем его французский коллега. Но три человека, возглавлявшие британское правительство, требовали официальных доказательств обоснованности демарша, предпринятого графом де Сен-Жерменом. Они хотели его «официальной аккредитации», чтобы он потом не был опровергнут и чтобы Йорк мог начать с ним переговоры.

Так что еще не вся надежда была потеряна.

— Вам теперь нужно найти способ обойти Шуазеля, — заявил ему Бентинк вечером. — Отправьте нарочного к госпоже де Помпадур, если не к самому королю.

Себастьян медлил: кому лучше направить письмо, госпоже де Помпадур или королю? А может, самому вернуться в Версаль, чтобы лично обрисовать ситуацию? Но это было бы слишком рискованно, Шуазель мог запретить ему въезд в страну. Значит, отправить Барбере?

Себастьян принял свою миссию так близко к сердцу, что совершенно забыл про ту, кому она приносила наибольшую выгоду, про императрицу Елизавету, желавшую обратить против Пруссии военную силу, собранную Францией для войны с Англией.

Он пришел в раздражение: ачто, собственно, он должен России? То же самое, что и Франции, — ничего. К тысяче чертей эти коронованные головы! Слабовольные и бессильные!

Следующим утром кавалер Брюль, посол Дании, и граф Каудербах, посол Саксонии, явились сообщить графу де Сен-Жермену, что желали бы его присутствия в качестве чрезвычайного посланца военного министра Франции на конференции, которая собирается в Рисвике при участии посла России графа Головкина.

— Кто еще будет присутствовать? — спросил Себастьян.

— Господин д'Афри, — ответил Каудербах.

Себастьян не сомневался, что конференция будет оживленной, поскольку д'Афри не вынес бы его присутствия там на равных. И не ошибся, через несколько часов от д'Афри пришла угрожающая записка: графа вызывали в посольскую резиденцию к десяти часам утра. Себастьян пожал плечами. С каких пор этот тупица смеет ему приказывать? Как бы там ни было, он не видел пользы от поездки в Рисвик: ему надо начать в Гааге переговоры с англичанами, а не болтать с послами, которые, очевидно, будут враждебны любой идее франко-английского мира. Даже если Головкин в курсе секретных намерений своей государыни императрицы, он не сможет раскрыть их перед другими послами без невероятного скандала.

От всех этих двойных игр кружилась голова.

Д'Афри тем временем не переставал пылать злобой против Сен-Жермена, за глаза осыпая его оскорблениями, которые затем распространялись в канцеляриях, салонах и газетах.

— Остерегайтесь, — предупредил Себастьяна Бентинк, когда послы уехали в Рисвик. — Советник Пенсионера Стейн показал мне жалобу на вас, которую ему направил д'Афри. Француз требует, чтобы это обвинение было официально зарегистрировано, чтобы вас арестовали и препроводили под охраной в Лилль. Там, по его словам, вы будете брошены в тюрьму. Он заявил, что вы всего лишь бродяга…