Утонувшие девушки - Лорет Энн Уайт

– Он застрелит тебя, как только разойдется туман!

– Он и тебя может подстрелить, пока ты будешь спускаться. Будем молиться, чтобы туман не рассеялся. Я буду отвлекать внимание, пока ты не спустишься до каменной «полки». Вот, – Паллорино подала свисток, – два коротких, и я буду знать – ты под эстакадой. Как только услышу сигнал, тут же режу ее веревку. Давай сюда винтовку.

– Энджи, я не могу тебе позволить…

– Молчи, – прошептала она, прижимая пальцы в перчатке к его губам. – Пожалуйста, замолчи и сосредоточься… Мэддокс, другого выхода нет. Я должна это сделать. Я должна попытаться.

Он угадал недосказанное. Энджи уже потеряла напарника, не смогла спасти Тиффи, не защитила Мерри Уинстон, лишилась собственной личности и привычного имени. Новой потери ей не выдержать.

– Я справлюсь – с тобой или без тебя, сержант Джеймс Мэддокс, слышишь меня? Но винтовка мне пригодится. С эстакады из нее стрелять удобнее, чем стоя по шею в воде.

Он подал ей винтовку и запасные патроны. Энджи рассовала патроны по карманам, накинула на плечо ремень винтовки, а моток троса надела через плечо.

– Ну чтобы все было хорошо, – прошептала она и исчезла в тумане. С бьющимся сердцем Мэддокс смотрел ей вслед. Снизу долетал шум поднимающихся волн. Он тоже надел на плечо свернутую веревку и осторожно перебрался через перила, нащупав металлический трос. Соскользнут руки или ноги – и из этой стремнины не выплыть.

Погибнет и Энджи, если оступится на трухлявой эстакаде.

Или если не выдержат гнилые доски.

╬

Энджи взглянула на часы – начало восьмого, еще темно. Включив налобный фонарик и водя фонарем в руке, она пробиралась дном оврага под защитой непролазной чащи. Дойдя до конца оврага, она выключила фонари, вскарабкалась наверх и присела на корточки.

Перед ней тянулась старая эстакада, уходя в темноту и туман. Со смотровой платформы удалось разглядеть, что Джинни привязана под серединой моста. Энджи сняла с себя трос: придется отказаться от страховки, чтобы отвлечь внимание. Аддамс должен смотреть на мост, а не на Мэддокса, который спускается по скале.

Сняв головной фонарь, она пристегнула его за ремень к карабину на конце троса, снова надела моток на плечо и осторожно двинулась по эстакаде.

Доски остались лишь кое-где, и между ними зияла бездна. Если поскользнуться, сорвешься в воду. Разверзающаяся под ногами пропасть вызывала головокружение. Сердце трепыхалось в горле. Паллорино замерла, подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и вдохнула полную грудь воздуха. Медленно выдохнув, она опустилась на четвереньки и поползла по мосту. Она ненавидела высоту и немало натерпелась во время одного из дополнительных курсов в национальном институте юстиции (поэтому-то в багажнике «краун вик» до сих пор лежало альпинистское снаряжение), но плавала она еще хуже. Дюйм за дюймом Энджи продвигалась вперед, старалась держаться той стороны, где доски, соединяющие пути с основой моста, тянулись сплошным отрезком. Но деревянная поверхность была скользкой, усыпанной гниющими обломками, и рука соскользнула. Энджи ахнула, но напряжением мышц восстановила равновесие и на секунду закрыла глаза, приказав себя успокоиться. Она поползла дальше, на середину пропасти между скалами, в пустоту из тумана и мглы. Ветер набирал силу, а снизу доносился рев прилива.

Пройдя, по ее расчетам, примерно четверть пути, Энджи остановилась и осторожно сняла с плеча свернутый трос. Размеренно дыша, чтобы успокоиться и не думать о разверстой пасти Скукумчака под собой, она обвязала трос вокруг доски и, подхватив конец с привязанным фонарем, поползла к центру моста. Наконец рука задела толстую синтетическую веревку. С забившимся сердцем Энджи провела по веревке: она была привязана к эстакаде и натянута, как струна: что-то висело под мостом.

Джинни.

Сглотнув, Энджи достала из кармана нож, выпустила лезвие и вцепилась в доски, ожидая условного сигнала. Секунды шли. Время растягивалось и удлинялось. Мышцы начало сводить, и скоро руки и ноги неподконтрольно задрожали. Энджи молилась, чтобы Мэддоксу удалось спуститься к воде, найти железное кольцо и справиться с бешеным течением. Она молилась, чтобы туман не рассеялся и помогал им как можно дольше, потому что тусклый серый рассвет начал почти неощутимо освещать лес.

Она услышала резкий выстрел, затем еще один. На мгновение перед глазами все потемнело.

Она тут же включила фонарик в режим вспышки и сбросила трос в пустоту. Он закачался там, где был привязан другой конец. Вспышки прорезали туман.

Аддамс немедленно принялся палить по фонарю. Пот щипал губу, пока Энджи судорожно пилила толстую веревку тем самым ножом, которым в памятную ночь в мотеле разрезала стяжки на Мэддоксе и которым пыталась убить его у собора. Про себя Энджи молилась, чтобы теперь этот нож помог спасти его дочь. Грохнул новый выстрел, а фонарик все качался, мигая, под мостом. Энджи терзала веревку изо всех сил: скоро Аддамс разгадает ее хитрость.

Это случилось слишком скоро – треснул новый выстрел, и по ущелью разлетелось эхо. На этот раз он стрелял не в мост, а в воду, примерно туда, где висела Джинни. Раздался леденящий душу женский вопль, когда последние волокна полиэстера лопнули и веревка со своим грузом ухнула в темноту. Вцепившись в доски, Энджи прислушалась. Раздался новый выстрел, а затем все стихло, только шумел прилив.

Энджи вгляделась в заросший лесом противоположный берег: между деревьями мелькнул свет. Пятно света покачивалось, медленно двигаясь вниз по склону. Аддамс решил спуститься к воде. Осторожно, стараясь не потерять равновесия, Энджи сняла с плеча винтовку и легла на доски плашмя. Положив палец на спусковой крючок, она тщательно прицелилась в двигавшийся свет и выстрелила. Отдачей приклад больно толкнуло в плечо, задев и щеку. Свет метнулся вверх, обратно на скалу. Она промахнулась, но заставила Аддамса бежать. Энджи снова выстрелила. Свет заметался еще быстрее. Преступник бежал по тропе, ведущей на запад, в самую непролазную глушь. Так он, чего доброго, действительно скроется. Энджи поднялась на четвереньки, снова закинула винтовку на плечо и быстро поползла к лесистому утесу на западной стороне.

╬

Раздался выстрел, и в грудь будто ударили кувалдой. Оглушенный, задохнувшийся, Мэддокс услышал женский вопль, когда его самого захлестнул бурлящий поток. Не в силах вздохнуть или бороться с течением, он увидел, что пластиковый кокон с Джинни полетел вниз. С громким всплеском она упала в воду. Инстинкт подсказывал хватать сверток, пока дочь не ушла под воду и не утонула, не в силах грести связанными руками. Мэддокс беззвучно разевал рот, как рыба на суше, – боль в груди была невероятная. Руки еще подчинялись, и он беспомощно барахтался в ревущем приливе, ловя веревку, свалившуюся сверху кольцами. Вцепившись в нее, он вытянулся, подтягивая Джинни к себе. Пластиковый кокон ткнулся в него, и в этот момент их потащило на глубину, где быстрое течение закручивало водовороты. Мэддокс заработал ногами, как мотором, и поплыл, буксируя Джинни и стараясь удерживать ее голову над водой. Намокшая одежда и сапоги будто сговорились утянуть его на дно. Он видел лицо дочери – белое, как бумага, на лбу кровь, но глаза… Глаза были широко открыты и полны ужаса. Рот казался черным провалом – она кричала. Крик, наверное, был нечеловеческий, но его заглушал рев прилива. Его Джинни жива, она кричит и истекает кровью… Тут их подхватило течением и закружило, как на чертовой карусели, в мощной стремнине, увлекая в широкое устье залива Скукумчак.