Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Потерпите еще немного, ведь легче не станет. Вот если бы Америка была простым местом с простой историей, если бы я могла рассказывать все через призму разумного и милого. Если бы мы никогда не оступались. И если бы каждая трагедия заканчивалась искуплением…

Но Америка совсем не такая, и я тоже. Я не собираюсь придавать этой истории идеальную форму.

Второй срок Барака оказался во многом легче, чем первый. Мы многому научились за предыдущие четыре года, наняли нужных людей и выстроили в целом рабочие системы. Теперь мы знали достаточно, чтобы избежать некоторых небольших ошибок, которые совершали в прошлом, начиная со дня инаугурации в январе 2013 года. Я сразу попросила, чтобы трибуна для зрителей на параде обогревалась, и в этот раз у нас не замерзли ноги. Мы решили поберечь свои силы и провели только два инаугурационных бала, в отличие от десяти в 2009 году. Нам предстояло еще четыре года, и если я чему-то и научилась за предыдущие, так это расслабляться и сбавлять темп при первой же возможности.

Сидя на параде рядом с Бараком после того, как он вновь принес свои клятвы стране, я наблюдала за потоком платформ и марширующих оркестров, энергично появлявшихся в поле зрения и исчезавших, уже способная наслаждаться зрелищем больше, чем в первый раз. С моего места невозможно было различить отдельные лица исполнителей. Их тысячи, каждый с собственной историей. Еще тысячи людей приехали в Вашингтон, чтобы принять участие в остальных мероприятиях в честь инаугурации, и еще десятки тысяч пришли на это посмотреть.

Позже я безумно жалела, что не разглядела одного человека: стройную чернокожую девушку в сверкающей золотой повязке и синей форме мажоретки, которая приехала с марширующим оркестром подготовительной школы Королевского колледжа из Саутсайда, Чикаго, чтобы выступить на инаугурационных мероприятиях. Мне хочется верить, что у меня была возможность каким-то образом заметить ее среди огромного потока людей, наводнивших город. Это была Хадия Пендлтон, пятнадцатилетняя девочка в самом начале жизненного пути, переживающая большие перемены. Она приехала на автобусе в Вашингтон с товарищами по группе. В Чикаго Хадия жила с родителями и младшим братом примерно в двух милях от нашего дома на Гринвуд-авеню. Она отлично училась в школе и часто говорила, что хочет поступить в Гарвард. Уже начала планировать свой шестнадцатый день рождения. Любила китайскую кухню, чизбургеры и ходить за мороженым с друзьями.

Я узнала об этом несколько недель спустя, на ее похоронах. Через восемь дней после инаугурации Хадию Пендлтон застрелили в общественном парке в Чикаго, недалеко от школы. Она стояла с друзьями под металлическим навесом рядом с детской площадкой, пережидая ливень. Восемнадцатилетний парень принял их за членов вражеской банды. Хадия получила пулю в спину, когда пыталась убежать. Двоих ее друзей он ранил. Было 14:20, вторник.

Мне очень хотелось бы увидеть ее живой, хотя бы для того, чтобы поделиться воспоминанием с ее мамой в момент, когда воспоминания о ее дочери внезапно стали конечными. Их оставалось только собирать и хранить.

Я пошла на похороны Хадии, ведь это казалось правильным. Я осталась дома, когда Барак отправился в Ньютаун, но теперь пришло мое время шагнуть вперед. Я надеялась, мое присутствие привлечет внимание ко множеству невинных детей, которых расстреливают на улицах города почти каждый день, – это и трагические события Ньютауна побудят американцев требовать принятия адекватных законов об оружии. Хадия Пендлтон родилась в сплоченной рабочей семье Саутсайда, очень похожей на мою собственную. Проще говоря, я могла ее знать. Я даже могла быть ею. И если бы она в тот день вернулась из школы другой дорогой или сдвинулась на шесть дюймов влево вместо шести дюймов вправо, когда началась стрельба, она могла бы стать мной.

– Я сделала все, что должна была, – сказала мне мать Хадии, когда мы встретились перед похоронами, и заплакала. Клеопатра Коули-Пендлтон, сердечная женщина с мягким голосом и коротко стриженными волосами, она работала в службе поддержки клиентов в кредитной рейтинговой компании[186]. В день похорон дочери Клеопатра приколола булавкой к лацкану огромный розовый цветок. Она и ее муж Натаниэль очень внимательно относились к Хадии, поощрили ее решение поступить в школу при Королевском колледже и записали на волейбол, чирлидинг и танцевальный кружок в церкви, чтобы у девочки не оставалось времени слоняться по улицам без дела. Как и мои родители когда-то, они пошли на жертвы, чтобы их дочь могла однажды выбраться за пределы района. Той весной Хадия должна была поехать в Европу с оркестром, и ей очень понравилась поездка в Вашингтон.

– Там так чисто, мама, – сказала она Клеопатре после возвращения. – Думаю, я пойду в политику.

Вместо этого Хадия Пендлтон стала одной из трех погибших в отдельных инцидентах с применением огнестрельного оружия в Чикаго в тот январский день. Тридцать шестым убитым в Чикаго в том году в результате вооруженного насилия – а ведь с начала года прошло всего двадцать девять дней. Само собой разумеется, почти все жертвы чернокожие. Несмотря на свои надежды и тяжелый труд, Хадия стала символом несправедливости.

На ее похороны пришло очень много людей. Сломленное сообщество втиснулось в церковь, чтобы попытаться справиться с видом девочки-подростка в гробу, выстланном фиолетовым шелком. Клеопатра поднялась и произнесла речь о своей дочери. Затем вставали друзья Хадии и говорили о ней, преисполненные возмущением и беспомощностью. Дети задавались не просто вопросом «почему?», а «почему так часто?».

В зале собрались влиятельные взрослые: не только я, но и, среди прочих, мэр города, губернатор штата, Джесси Джексон-старший и Валери Джаррет. Мы расселись по скамьям, оставшись наедине с горем и чувством вины. И тогда хор запел с такой силой, что пол церкви задрожал.

Для меня важно не просто произносить слова утешения. За свою жизнь я услышала немало пустых слов от важных людей, которые почитали долгом во времена трагедий болтовню, а не действия. Но моим предназначением было говорить правду от лица лишенных голоса, от лица нуждающихся. Я знала, мое появление каждый раз выглядело драматично – внезапный, быстро надвигающийся шторм со мной в центре и кортежем, агентами, помощниками и СМИ по краям. Вот мы здесь, и вот нас уже нет. Мне не нравилось, как это влияло на людей. Мое присутствие заставляло их заикаться или замолкать. Они терялись. При встрече я раскрывала объятия – слегка потянуть время и отбросить притворство, позволяя собеседникам прийти в себя.

Я старалась поддерживать отношения с новыми людьми, особенно с теми, кому обычно недоступен мой мир. Хотела поделиться его блеском, насколько это возможно.

Я пригласила родителей Хадии Пендлтон сесть рядом со мной на выступлении Барака «О положении в стране» через несколько дней после похорон, а затем приняла их семью в Белом доме на «Пасхальном катании яиц». Клеопатра стала активисткой движения за предотвращение насилия и несколько раз возвращалась к нам на совещания по этому вопросу.