Тропик Козерога - Егор Бекесов

— Шлюха ты, деточка.

Лицо Кати словно остекленело и она, чуть приоткрыв рот, просто сидела молча. Клементина встала, продолжая смотреть на неё, добавила:

— А насчёт добрачных связей… — она сделала мечтательное лицо, — рада бы, да только поздно.

И с этими словами она присела в вычурном реверансе и вышла из комнаты. Схватив чашку с очищенным картофелем, она понесла её к умывальнику, не обращая внимание на Катю, с озлобленным видом проскользнувшую у неё за спиной на веранду.

Она начала насвистывать незатейливую мелодию из песни, которую ей часто приходилось слышать ещё девочкой, живя в деревне. Не то чтобы у неё было настолько хорошее настроение, или ей так нравилась эта песня. Просто в тот момент ей отчего-то вспомнились те старые времена, до того как в их деревне невесть откуда появились несколько странных мужчин в чёрных плащах, которые почти не общались с деревенскими и даже не показывались им на глаза, появившись только в вечер праздника.

Клементина поставила картошку вариться на плиту и встала ждать рядом, почти одновременно с этим хлопнула входная дверь на веранде, и девушка поначалу подумала, что это вернулась Екатерина, придумав какой-то ответ. Однако на пороге появился Семелесов, на ходу застёгивая рубашку. Над правой бровью и на локте у него были видны свежие ссадины.

— Вы с Мессеиром опять дрались?

— Дружеский поединок, — ответил Семелесов.

Он налил воды из кувшина и жадно впился в кружку принявшись пить большими глотками. Убрав кружку от губ, он несколько раз глубоко вздохнул, словно бы от облегчения. Он помолчал немного в задумчивости, потом произнёс:

— Катя с тобой сегодня разговаривала?

— Да. А что?

— Она сейчас какая-то злая вышла, она ничего не говорила обо мне?

— А должна была? — переспросила Клементина, лукаво покосившись на Алексея. — А злая она, потому что… как ты вчера сказал… спермотоксикоз.

— У неё?

На лице Семелесова сначала отобразилось удивление, но потом он только улыбнулся и прошёл дальше, через кухню в гостиную.

В тот день за обедом все были непривычно молчаливы. Особенно странным был Кистенёв, даже наклоняясь к тарелке, он исподлобья смотрел Крейтона, словно боялся, что стоит ему отвернуться и мантиец выхватит из-под стола пистолет и пристрелит его как не заслуживающего доверия. Василий первым выскочил из-за стола, так нервно, что чуть не упал вместе со стулом, который накренился так, что ударил спинкой о секретер позади. Кистенёв быстро сполоснул тарелку в раковине и, пробормотав что-то, что, видимо, являлось благодарностью за обед, быстро вышел на веранду, на ходу доставая из кармана пачку сигарет.

Он вышел на порог, вздрогнул от внезапного порыва холодного ветра, покачнувшего кусты смородины у старого покосившегося забора, достал из пачки белую трубочку сигареты и закурил, с трудом сдерживая лёгкую дрожь в пальцах. Большая часть неба была покрыта массивными ватными облаками синеватыми у нижнего края, оставляя отдельные лазоревые участки, где лишь отдельные пуховые клочья нарушали гладкость синевы, и лишь время от времени солнце, выползая сюда, сгоняло тень с окружающего мира.

Но в тот момент оно как раз было скрыто облаком, отчего всё вокруг, насколько хватало взора лежало в блёклой тени, столь резко контрастирующей с лазоревыми просветами на небе, что становилось жутко. Кистенёв закурил, хотя на этот раз табачный дым вместо того чтобы успокоить почему-то начала нервировать ещё больше. Василий чувствовал тревогу с самого утра. Ему вдруг неожиданно для самого себя показалось безумно легкомысленным то, как он вчера воспринял новость о планах Крейтона. От сказочного безумия, в котором они находились последнее время, Мессеир одним махом повернул их лицом холодной реальности, и оттого всё вокруг приобрело какой-то новый оттенок, от которого Василию становилось не по себе. Уж слишком большим реализмом отдавала эта идея с восстанием.

Когда к нему вышел Крейтон, Василий постарался придать себе наиболее спокойный вид, хотя получалось это у него в присутствии мантийца довольно посредственно. Он щелчком отправил недокуренную сигарету в полёт за забор и уставился куда-то вдаль, просунув руки в карманы. Крейтон спустился по ступенькам на землю, став задумчиво смотреть на небо.

— И всё-таки, Мессеир, какая у тебя цель? — с трудом подавляя дрожь в голосе, спросил Кистенёв.

— Моя цель? — переспросил Мессеир, оглянувшись через плечо. — У меня есть личный интерес в этом деле, но могу поклясться, это ничуть не умаляет искренности моих слов по поводу моего желания изменить этот мир к лучшему.

Кистенёв не ответил ничего.

— А знаешь, — продолжил Мессеир, снова посмотрев на небо, — мне нравятся подобные облака. Они выглядят весьма… как бы это сказать… зловеще.

Сказав, это Крейтон повернулся и направился к двери на улицу.

Василий проводил его взглядом, потом снова вытащил пачку, достал одну из сигарет примерно до половины, потом вдруг остановился и со злостью затолкнул её обратно и прислонился спиной к стенке, скрыв лицо руками.

Когда Семелесов вошёл в комнату Клементины, она сидела полулёжа на кровати и читала.

— Мессеир сейчас ушёл, — произнесла она, закрыв книгу и заложив место, где читала пальцем.

— Я пришёл к вам.

— Разве мы не перешли на «ты».

Семелесов не ответил, только медленно шагнул вперёд.

— Впрочем, неважно, так что-то случилось?

— Можно и так сказать.

— Ну что ж, — она с интересом посмотрела на него, — я вас слушаю.

Алексей подошёл к окну, нервно проводя большим пальцем правой руки по четырём остальным.

— Не знаю, стоит ли мне вообще это говорить.

Клементина пристально посмотрела на него, словно ища какую-то маленькую деталь в его виде.

— У тебя какой-то странный голос сегодня.

— Странный, в смысле уверенный?

— Скорее жёсткий.

— Может быть, — произнёс он и тяжело вздохнул, повернувшись к окну. — Зря я должно быть пришёл.

— Что же такое ты хотел мне сказать.

— Замужним женщинам такого не говорят.

— Вот как, ты действительно уверен, что есть какие-то слова, какие могут мне навредить. Если вы не заметили, замужние женщины немногим отличаются от человека и слова не имеют для них какой-то особой разрушительной силы.

— Слова бывают разные.

— И тем не менее.

— Вы действительно хотите, чтобы я это сказал, вы же догадываетесь о чём я.

— Возможно, но вы меня заинтриговали.

— Я люблю вас.

Клементина сделала глубокий вдох, и её лицо приняло странное задумчивое выражение.

— Ты понимаешь, что я должна тебе сказать на это, — она отложила книгу и присела на край кровати, исподлобья смотря на Семелесова хитрым взглядом своих разноцветных глаз.