Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы - Алфеус Хайат Веррил

Эльвирой, ползает по полу, в то время как я, последний из десяти, кто поддался воздействию наших проклятых экспериментов, сижу за столом, терзаемый невыносимым страхом, неописуемым ужасом перед судьбой, которую я так бессознательно навлек на свою жизнь, жизнь жены и других. И хотя я пишу это тем же почерком, которым пользовался, когда был взрослым мужчиной, хотя я не почувствовал никаких изменений в своем мозгу, все же я всего лишь юноша, простой юноша, безбородый мальчик, возможно, двенадцати лет. Если бы не Эльвира, если бы я не должен был заботиться о ней до ее последнего момента, я бы последовал примеру Монтросса и Джонсона и ускорил бы свой конец, приняв двойную дозу Ювенума. Но вместо этого я все разрушил. Каждый химикат, каждая формула, все, что связано с этим проклятым делом, было уничтожено. Никогда мир не узнает, как сделать то, что мы сделали, если я смогу предотвратить это. Не должно остаться ничего, что было бы доступно другим. И как только Эльвира уйдет назад, в ту непостижимую даль, откуда приходит вся жизнь, я столкнусь с самой ужасной судьбой из всех. Никто не останется, чтобы заботиться обо мне. Я буду беспомощным младенцем и, я уверен, должен пройти через ретроспективный процесс к забвению, потому что я давно обещал Эльвире, что не покончу с собой, и, я уверен, мне не будет предоставлено утешение в виде голодной смерти, потому что я убежден, что вся эта ужасная кошмарная история – всего лишь возврат к жизни, какой она была у нас, это время было обращено вспять, как это связано с нашим собственным существованием, что если мы пережили опасности детской смертности, ничто не может помешать нам вернуться назад таким же образом, и что, пока я не умер от голода в младенчестве, я не могу надеяться умереть от голода теперь, когда мое младенчество должно повториться, даже несмотря на то, что нет любящих рук, которые заботились бы обо мне.

И произошла еще одна странная вещь. В последнее время я осознаю присутствие существ вокруг меня. Они невидимы, неосязаемы, но я чувствую их близость. Являются ли они духами моих товарищей? Возможно ли, что, выйдя за пределы стадии человеческой формы при рождении, они не смогли вернуться к эмбриональной форме и все еще наполняют атмосферу вокруг меня?..

"Это будут мои последние строки. Моя любимая жена ушла. До самого конца она казалась счастливой. В ее детских глазах, когда я нежно, хотя и неуклюже кормил ее, было выражение удовлетворения, ее детский рот улыбался, и в нем не было той муки, которая искажала детские лица Берка, Редфилда и других. Сегодня утром она исчезла из виду и пропала, и я чувствую, что где-то она наблюдает за мной и ждет меня. Теперь я совершенно смирился со своей судьбой. И впервые я задумался о вещах, помимо наших собственных дел. Интересно, что подумает мир, когда обнаружит, что десять представителей его населения необъяснимым образом растворились в воздухе? Без сомнения, будут проведены расследования, будет вызвана полиция, но только для того, чтобы сделать тайну еще более загадочной. Что они подумают, когда найдут детскую одежду, которая по очереди служила Берку, Редфилду и даже Эльвире? Только я буду без крошечных предметов одежды. Задолго до того, как мое тело станет достаточно маленьким для них, я не смогу одеваться самостоятельно. Я превращусь в младенца в одежде, которая на мне, в самодельных, урезанных вещах, которые я ношу, и, выползая из них голым младенцем, я, вероятно, найду их интересной игрушкой. Странно, но теперь, когда моя судьба так близка, я так спокоен, что вижу весь юмор ситуации. Но я очень сожалею, что после сегодняшнего дня я не смогу записывать свои ощущения. Даже если мой разум останется зрелым, моя детская рука не сможет держать ручку или выводить буквы. Сейчас я ребенок восьми или десяти лет по внешнему виду и физическим характеристикам, и я вынужден сидеть на стопке книг, чтобы писать. С самого утра я осознал, что уменьшаюсь. Я был вынужден добавить две книги к этой стопке. Но прежде чем я не смогу этого сделать, я должен сделать некоторые приготовления. Я положу этот дневник среди детской одежды и других вещей в ящик, недоступный для меня, потому что иначе, в моем инфантильном состоянии, я могу порвать и уничтожить единственную запись, которую я могу оставить о невероятных событиях, которые произошли здесь, в моей лаборатории. Я больше не могу писать. Мой мозг по-прежнему ясен и наполнен мыслями взрослого мужчины, да, даже научная сторона моего сознания не изменилась. Но мне трудно держать ручку, и мои детские пальцы едва могут сформировать символы, которые я хочу написать. И записывать больше нечего. Я искал вечную молодость, и я нашел ее, но такую молодость! Юность, сведенная к энной степени, абсолютная юность невидимого существования, юность внутриутробного, необъяснимого зародыша жизни, возможно…

Дневник заканчивался неразборчивыми каракулями. Дрожа, потрясенный, бледный от напряжения из-за прочитанного, я сидел, уставившись в одну точку, и впервые осознал, что огромная лаборатория погружена в полумрак приближающейся ночи. Затем, со сдавленным криком, я вскочил на ноги. Казалось, что невидимое, неосязаемое присутствие было рядом. Я мог бы поклясться, что пальцы вцепились в мою одежду. С покалыванием в голове, напуганный, как никогда в жизни, я выбежал из комнаты, которую, несмотря на здравый смысл и разум, я был уверен, что все еще занимали пропавшие десять. И я был в еще большем ужасе, когда другая мысль промелькнула у меня в голове. Откуда я знал, что часть ужасного элемента, Ювенума, могла не остаться в лаборатории? Как я мог быть уверен, что случайно не подвергся его воздействию? Как я мог быть уверен, что я тоже не смогу обнаружить, что двигаюсь назад, обреченный в конце концов угаснуть, как задутая свеча? Я решил, что никогда больше не войду в лабораторию. На следующий день я подам в отставку, вернусь к своей прежней работе и какое-то время буду жить в смертельном страхе перед признаками вновь обретенной молодости.

Но судьба вмешалась в мои планы. В ту ночь разразился ужасный пожар в Маккракен Колледж, лаборатория со всем ее содержимым была полностью уничтожена, и по сей день истинное объяснение исчезновения доктора Хендерсона и девяти других так и не было обнародовано.

И мои опасения оказались беспочвенными. Шли месяцы, я не становился моложе, и когда через год после прочтения удивительного дневника доктора Хендерсона моя жена обнаружила несколько седых волос на моих висках,